— Фасс!
Команду не пришлось повторять. Со всех ног бросился на ночных ходоков, потрепал как следует, отвел свою собачью душу. Те вопили, как недострелянные зайцы. Смолин не останавливал Аргона до тех пор, пока не услышал грозного окрика капитана Бакрымова:
— Уберите собаку! Немедленно!!!
— Пусть потренируется, товарищ капитан. Она еще ни разу не пробовала на зубок настоящего нарушителя.
— Уберите!
— Слушаюсь, товарищ капитан.
Однако Смолин не спешил. Вразвалочку подошел к Аргону поближе, подозвал его голосом и жестом. Собака здорово увлеклась и все-таки сразу бросила нарушителей, села у ног Смолина. Он погладил ее по голове.
— Хорошо, Аргон, хорошо!
А про себя горько думает: «Хорошо, да не очень».
— Еще как хорошо! — радуется сержант Канафьев. — Я, брат, думал, что дух суки перешибет все прочие запахи. И удивился, по правде говоря, как это Аргон не соблазнился такой приманкой. Силен бродяга.
Повеселел и подобрел и начальник заставы. Слушает, смотрит и улыбается. Потом кладет руки на плечи Канафьеву, виновато говорит:
— Зря я на тебя раскричался, сержант. Под горячую руку попал. Извини.
— Ничего, товарищ капитан. Бывает.
Сам собой, без особой команды получился перекур. Не грешно и отдохнуть, привести себя в порядок после бешеной гонки. Вспыхнул костер.
Нарушители лежат вниз лицом, скованные стальными наручниками, а пограничники сидят на траве, под дубом, курят. Смеются. Переобуваются. Подсушивают у огня портянки и темные от пота спины. С любопытством поглядывают на своих ровесников, пришедших оттуда, запродавших кому-то свои души, уже обреченных на тюрьму с той самой минуты, когда переступили границу с автоматами, с гранатами в руках. Для них уже померк белый свет, а для пограничников только-только начинается день.
Прозрачный дымок, розовый от пламени костра, знойно дымится над поисковой группой. Вековой дуб, овеянный восходящими токами теплого воздуха, расшумелся своей листвой. Аргон, натянув поводок на всю длину, мирно пасется на лужку, как травоядное: ловко отщипывает стебли каких-то одному ему известных лечебных трав и осторожно пережевывает их.
Сержант Канафьев не сводит восхищенных глаз с собаки. Притулился к плечу Смолина и шепчет:
— Цены нету твоему Аргону. Профессор своего дела. Академик! По невидимому следу шел так, как поезд по рельсам. Любо глянуть. Вороги его, Сашка, пуще собственного глаза. Для границы такая собака — золотой клад. Но пускай ее без особой нужды на задержание вот таких головорезов. Расстреляют. Я бы на твоем месте себя не пожалел, но Аргона не дал в обиду.
