— Ничего, не извиняйся. Давай говори. Интересно, Не от всякого услышишь правду. Ну?
— Я говорю, в здешних краях нет пригожих дивчат. Все наилучшие остались там, в России: на Волге, на Урале, в твоем Большом Болдине.
— Мне жаль тебя, Коля. Такой молодой, а уже близорукий. Закажи себе очки — и ты увидишь, что и здесь, как и в России, много хороших девушек.
Кузьмин ничуть не обиделся. Даже как будто был доволен, что задел Смолина за живое, заставил разговориться. Усмехнулся и спросил:
— Между прочим, что такое «хорошая девушка»? Объясни, пожалуйста, если тебе не надоели мои вопросы.
— Могу и объяснить. Только боюсь, что ты не поймешь.
— А ты попробуй. Ну!
— Хорошая девушка — это… это… как тебе сказать?.. Смотришь на нее — и тебе все время хочется смеяться, песни петь, куда-то бежать, обнимать всякого встречного и поперечного. Рядом с ней чувствуешь себя сильным, красивым, никого и ничего не боишься. В огонь и воду можешь броситься. Горы свернуть. Воевать и работать готов за пятерых.
— Все?.. Ну и сказал! По твоим словам выходит, что не она, девушка, хорошая, а ты, парень.
— Вот, я же говорил, что не поймешь… Если ты будешь хорошим, то и она, твоя девушка, тоже будет хорошей. Жена — вторая половина мужа. Так говорят умные люди. И я им верю. И еще они говорят так: готовых жен не бывает. Хорошие жены рождаются в доме мужа. Слыхал ты, Коля, такие слова?
— Чудно рассуждают эти твои умные люди. И ты вместе с ними. По вашей опасной теории выходит, что жениху не надо выбирать невесту, ему можно жениться на любой, на самой плохой дивчине и делать потом из нее хорошую жену. Так?
— Сколько тебе лет, Николай?
— При чем здесь возраст? Мне было двенадцать, когда отец бросил мать и четверых пацанов и смылся к другой. Мать умирала от горя, а через два с чем-то года на том самом месте, где обычно сидел и спал отец, появился новый… муж моей матери. И он тоже сбежал от какой-то женщины. Два сапога — пара. Любили, разлюбили и опять полюбили. Интересно, по какой теории они действовали? Оба, между прочим, фронтовики, ответственные, авторитетные товарищи.
Смолин долго молчал. Он серьезно, чрезвычайно внимательно, новыми глазами вглядывался в обычно скрытного и насмешливого Кузьмина. И все, все понимал, чем тот мучился в свои двадцать с лишним лет, ради чего затеял этот нелегкий для себя разговор. Смолину вдруг захотелось обнять парня и сказать, что он никогда и нигде не обижал ни девушек, ни женщин и что Юлию он будет любить всю жизнь. Не успел.
