Мы смутились, шагу сделать не можем ни вперед, ни назад, а бабусе весело. Смотрит на нас и смеется.
— Ну, чего же вы перелякались? — Она подошла, взяла меня за руку, — Это Сашко Смолин. Пограничник. Известный следопыт. — Она взяла руку дочери. — А это моя старшая донька Юся. Юзефа.
Ну, а что дальше было? Все. Больше ничего не было. Верь не верь, а так оно и есть. Сам знаешь, не из робкого я десятка, а тут почему-то оробел, застыдился, онемел, оглупел. Слова не мог выдавить из себя. Представляешь? Буркнул я что-то себе под нос и, не глядя на Юзефу, вышел из хаты. Уже через десять шагов называл себя последним дураком, разносил на все корки, но вернуться все-таки не посмел. Пошел на заставу и, поверишь, с досады лег спать и проспал до вечера.
Целых три дня я ее не видел. Некогда было: на границе пропадал. На четвертый не выдержал и пошел, по длинной-длинной улице села Потыличи. Перед белой хатой с соломенной крышей и расписными ставнями остановился, открыл плетневую калитку. Не прогнали.
Вот такие, брат Витя, пироги.
Теперь пусть Смолин отдохнет. Я беру на себя обязанность рассказчика.
Прошло несколько дней, как растаяли снега на южных склонах гор, в ущельях еще лежали спрессованные сугробы, по вечерам было прохладно, но лощины и пригорки ужо зеленели молодой травой, небо уже по-весеннему высокое, чистое, голубое. Уже появились птицы и вьют гнезда. И солдаты днем уже не надевают бушлатов и на перекур собираются не в теплой сушилке, а в летней беседке.
Никогда люди не говорят, не размышляют так много о любви, как весной. Никто так много не говорит о любви, как молодые солдаты, несущие службу в высоких горах, вдали от населенных пунктов.
Раннее утро. Вся застава — казарма, канцелярия, склады, собачий питомник, дорожка, спортивный городок, — каждый ее уголок залиты ярким весенним солнцем.
Смолин сидел перед беседкой, на пеньке и, подставив солнцу по-зимнему белое лицо, зажмурясь, курил свой неизменный «беломор». Со стороны казармы послышались быстрые шаги. Смолин не открыл глаз. Он и так узнал, кто направляется к нему. Николай Кузьмин. Редактор стенной газеты. Баянист. Запевала. Правофланговый заставы. Первый балагур. Скрытный парень. И мастер заставлять других раскрывать перед ним душу.
— Здорово, старшина! Где ночевал? Кого на какой ручке держал?
Смолин молча кивнул. Кузьмин оседлал перила беседки. Курил сигарету «Верховина», болтал ногами и веселыми насмешливыми глазами рассматривал Смолина. Чувствовалось, что его подмывало поговорить. Начал он без обычного своего зубоскальства, добродушно, дружески.
