Все прошло по задуманному. Тарабост без труда проник в город, рассказав басню о том, как он самоотверженно пытался спасти неразумного костоправа, встретившегося с вождем римлян и своей дерзостью возбудившего в том жажду крови. Римляне казнили глупца, и ему, Асдуле Скарасу, не оставалось иного, кроме как бежать, дабы предупредить князя.
— Быстро идут, на пятки мне наступают. Думаю, завтра будут здесь.
Асдула убеждал вождей оставить Скопы, уйти в горы, но при этом утверждал, что римляне равны по силе дарданам.
— Они в поле сильны, а в горах мы их рассеем.
— Если они не превосходят нас числом, а равны по силам, как ты говоришь, почтенный Асдула, — сказал князь, — я вижу больше пользы в том, чтобы защищать Скопы. Не отдадим город на разграбление. Пусть лезут на стены, мы дадим им такой отпор, что запомнится надолго.
Асдула нехотя подчинился большинству, а в условленную ночь его люди составляли половину стражи у ворот. Справиться с остальными, ничего не подозревающими воинами, не составило труда и после полуночи, около третьей стражи по римскому счету, ворота города отворились перед римлянами.
Базилл-Агамемнон, вступил в Скопы к полудню. К этому времени резня на улицах почти сошла на нет. Горстка дарданов, ведомая Ратопором, смогла прорваться из города. Большая часть тарабостов сложила оружие, остальные — свои головы. Скопы горели три дня и превратились в груду головешек.
Допросив пленных, легат восстановил историю нападения на Гераклею. Дромихет, главный виновник, с горсткой своих то ли гетов, то ли даков, один Орк разберет этих варваров, затерялся в горах. На вопрос, сколько у него воинов, пленные тарабосты отвечали, что не меньше двух тысяч. Показания Глабра с их словами не сходились. Трибун уверял, что напавших на авангард варваров было немного и успеха они достигли лишь за счет внезапности, когда же Публий Гарса вступил в бой, фракийцы бросились наутек. Две тысячи не побежали бы от одной когорты. Это не простые коматы-пахари, а опытные головорезы. По всему выходило, что Дромихет ускользнул. Вывел большую часть своих бойцов по западной дороге, да козьими тропами. Где он теперь, откуда ударит? Ищи-свищи.
Тарабосты гнули шеи, косо поглядывая в сторону Асдулы, который ощущал себя чуть ли не богом. Впрочем, ему хватало ума поменьше попадаться на глаза Базиллу. Так, на всякий случай. Легат слово сдержал, провозгласил Асдулу князем дарданов и другом римского народа. Над воротами княжеского буриона Скарас водрузил на копье голову Кетрипора. У нового князя мигом сыскалась тысяча и одна обида на тех, кто еще вчера был равен ему по положению. Асдула упоенно мстил. За обидное слово, косой взгляд — голову долой. Все-все припомнил, любую мелочь. После того, как он выяснил, что легат намерен в Скопах оставить гарнизон, радости у князя поубавилось, но с другой стороны, уйдут римляне — а ну как эти овцы снова волчьи клыки покажут? Нет, пусть уж остаются, так спокойнее.
