Млада сидела, сгорбившись, свесив голову и поджав под себя ноги. Её пышные волосы почти касались земли.
– Не говори глупостей. До твоей смерти ещё полтора-два дня. Проживи их достойно. – Ашант продолжал держать лепёшку. – Ешь. Умереть от голода я тебе не позволю.
Бывшая наложница подняла голову и посмотрела на воина. Потом выхватила лепешку и начала ее яростно жевать.
Костёр шуршал и потрескивал. В его свете лицо Ашанта приобрело пергаментно желтый оттенок. Он лениво отмахивался от мошкары, и всё так же задумчиво изучал девушку, торопливо поедавшую лепёшку, и бросавшую в ответ, на него косые взгляды.
– На что ты надеялась? – спросил её Ашант. – До Кривого Вала самое меньшее, семь дней пути по голой степи. Вряд ли бы ты выжила. И… мне кажется, твой отец… Он ведь подарил тебя Хайсе? И как бы он принял тебя?
– Почему это тебя интересует? – огрызнулась Млада. – Тебе не всё ли равно? Твой хозяин прикажет убить меня, дрогнет ли тогда рука твоя?
– Ты права. – Воин отвернулся. – Мне всё равно.
– Вот и заткнись! – Млада вскочила на ноги. Ашант нахмурился, но продолжал неподвижно сидеть, устремив взгляд в темноту. – Я не боюсь тебя, багатур! Почему ты отворачиваешься? Злишься? А может тебе стыдно? Вы – ваш народ – вообще знаете, что это такое? Хочешь узнать, на что я надеялась? Так? И я скажу – я надеялась на смерть! Да! Лучше смерть в степи, лучше пусть загрызут меня волки, это много лучше, чем жить среди вашего поганого племени! Да издохните вы все!!!
Ашант исподлобья взглянул на девушку и дёрнул веревку, отчего она упала на колени.
– Не надо, – сказал он. – Я не причинял тебе зла.
Ветер незаметно стих и равнина вдруг ожила. Сам воздух, казалось, зазвенел, как колокольчик. Пение сверчков, крики ночных птиц, шорох травы, далёкий-далёкий волчий вой, – все звуки слились в один неповторимый, вибрирующий шум ночной степи.
Они оба долго молчали. Ашант подбрасывал хворост в огонь, Млада лежала на боку, положив голову на седло и смотрела на него.
– Прости меня, – неожиданно сказала она. – Я… я не хотела.
Девушка снова села и, нервно теребя свои потёртые кожаные штаны, проговорила:
– Наверное, ты хороший человек. – Она глубоко вздохнула, как бы собираясь с силами. – Выслушай меня, багатур. Я не могу держать в себе всё это.
– Говори, – сухо бросил воин.
– Спасибо. – По щекам наложницы потекли слёзы. – Сейчас, я не буду плакать. – Но непослушные слёзы всё равно душили девушку. – Всё. Я буду говорить. Да, мой отец Вятко, князь Волчьего Стана, отдал меня в рабство твоему господину, Хайсе, в обмен на обещание мира. Прошёл год с тех пор, и я… не знаю, как к этому относиться. Я как-то услышала, что он сильно болен. Он умирает. И мне его жалко. Жалко. – Повторила она это слово с тенью недоверия. – А ведь, сколько проклятий вырвалось из моих уст. Я так ненавидела его, а теперь вот… жалею.
