– А у меня они есть? – грустно спросил Барх.
– Есть. Мы с Ашантом.
– Вы готовы пойти со мной?
– Готовы, – уверенно ответил ему Ашант.
– Несмотря на мою… славу?
– Каждый из нас скрывает что-то, чем надо стыдиться.
– А как же мой отец? Он будет… очень зол. Ведь мне придётся ослушаться его.
– Годы славы твоего отца уже давно прошли, – положив руку на плечо основательно поникшему парню, сказал Тумур. – А мы – молоды, и пойдём за тобой.
– Не старайся угодить своему отцу, – сказал Ашант. – Он всё равно этого не оценит, как бы ты ни старался. Живи своим умом. Создай себя сам, как когда-то твой отец. Ты сможешь.
Тут раздался вопль. Они обернулись и в последний момент увидели, как кулак Берюка врезался в живот Турумтая. Великан согнулся, вытаращил глаза, щеки его неприятно сотряслись, изо рта вылетели клейкие слюни.
– Тебе еще далеко до меня, шакал! – прорычал Берюк и нанес еще удар, на этот раз прямо в лицо.
Турумтай, как подкошенный, рухнул на землю – толпа с веселым гиканьем отпрянула.
Барх посмотрел на эту сцену с тоской, точно сожалея о том, что он не один из них. Точно он изгой.
– Хорошо, – сказал он. – Я приму ваш совет.
И ускакал.
Тумур и Ашант долго глядели ему вслед.
– Зря мы всё это ему посоветовали, – произнес вдруг Тумур.
– Почему? – поинтересовался Ашант.
– Не знаю… Чужой он, не наш. Не брат он нам, не товарищ.
– А Буреб? Он нам товарищ?
– Как ни странно – да.
– Хорошо, что он умер.
Тумур с удивлением посмотрел на друга. Ашант спокойно выдержал его взгляд и не спеша отправился домой.
В чернеющем небе висела полная бледно-розовая луна, неприветливая, как зимняя степь, и тяжёлая, как старый тур. Дул сухой ветер. Полотняные шалаши бедняков, брезентовые навесы для лошадей громко и напряженно хлопали о деревянные остовы. Ветер подхватывал дым от потушенных дневных костров, и разносил на всю округу. Этот дым, вместе с песком, долетал до трёх мужчин, одиноко сидевших далеко в степи, посреди колышущейся травы. Дым щекотал им ноздри, песок больно хлестал щёки, но они, как ни в чём не бывало, смотрели на дрожащее пламя костра, отблески которого устроили дикую пляску на их лицах.
– Самую дурную ночь выбрала эта проклятая ведьма, да загрызут её демоны, – язвительно сказал Мерген, смахивая песок с головы. – И зачем я только согласился поучаствовать в этом глупом… как та девчонка сказала? Таинстве? Какое мерзкое словечко. Отдаёт чем-то… нехорошим. Вам так не кажется?
Его спутники, Ашант и Барх, ничего не ответили, даже не взглянули на него.
