Когда приехал Тристан, также подавленный смертью родителей, что-то проскочило между ними — какая-то волшебная искра. Она вернула дыхание жизни этому дому. Гаррет и Тристан друг в друге обрели любовь и поддержку, которых не получали от взрослых.
А потом они познакомились с Софи. Поначалу они видели ее только в церкви по воскресеньям, но потом тетя Бертрис сдружилась с ее матерью, и они стали встречаться чаще. Она жила в двух милях от Колтон-Хауса, и ее родители, любящая пара, не запрещали ей бегать по округе с Гарретом и Тристаном. Несомненно, они надеялись, что когда-нибудь Софи выйдет замуж за одного из них. И вряд ли предвидели то, что она выйдет за обоих, усмехнулся про себя Гаррет.
В детстве Гаррет, Тристан и Софи провели много счастливых дней в Колтон-Хаусе, особенное раздолье им было весной и летом, когда отец Гаррета и тетя Бертрис отправлялись в Лондон и только слуги пытались урезонить детвору.
Проходя мимо двери в комнату Ребекки, Гаррет замедлил шаг. Его сводная сестра родилась гораздо позже, когда он учился в Итоне, и разница в возрасте вместе с расстоянием помешали им сблизиться. Однако по какой-то неведомой ему причине она питала к нему сильнейшую сестринскую привязанность — той ночью в Дебюсси-Мэноре Ребекка это доказала.
Он винил в ее страданиях себя. Она была так юна, так наивна, а он — слишком сосредоточен на себе и Софи, и потому не уберег ее.
Ему многое нужно исправить. Он хотел сблизиться с ней, защитить ее, заботиться о ней столько, сколько потребуется.
Дальше по коридору располагалась дверь в кремовую комнату. Там спала Кейт. Гаррет остановился у двери и прижал ладонь к крашеному дереву. Внутри стояла тишина.
Кейт. Что-то в груди притягивало его к ней.
За последние несколько дней она очень изменилась, стала непроницаемой, вежливой. Но закрытой, как слуги, которые все время после возвращения из Бельгии смущали его. Она так отличалась от той девушки, которую он встретил у пруда. Девушки, которая думала, что он явился прямиком с Олимпа.
Он скучал по ней.
И все же она поступала правильно, отталкивая его. Слишком многое стояло между ними, а он ничего не мог ей предложить.
Нет, это ложь. Он мог предложить ей кое-что — себя самого. И плевать он хотел на то, что он герцог, а она дочка домоправительницы. Впрочем, у нее на этот счет имелось другое мнение. Своей отстраненностью она показывала, что пропасть между их социальными статусами слишком широка для нее — не перешагнуть.
