— Вильгельм Шмидт — «Нет, не виновны». Георг Эльснер — «Нет, не виновны»…
Дункель видел, как дама, сидевшая впереди, откинула с лица вуаль («Ах, как хороша!» — даже сейчас отметил старик) и стала пробираться к скамье подсудимых. К Марксу, Энгельсу и Корфу со всех сторон тянулись руки людей, желавших поздравить их. Дама подошла и тоже пожала руки всем троим. Последним она поздравила Маркса, и, когда делала это, ей на лицо упала небрежно закинутая вуаль. Улыбающийся, радостный Маркс двумя пальцами осторожно взял краешек вуали и снова откинул ее. По этому интимному жесту Дункель понял, что дама, на которую он пять часов пялил глаза, была не кто иная, как жена Маркса! Он понял и то, что Маркс, как видно, заметил его стариковское внимание к своей жене, потому и отпустил шуточку насчет того, кому чья жена нравится. Всю глубину сарказма этой шуточки Дункель осознал только теперь.
Словно издалека, до него донесся голос председателя:
— Жюри присяжных единогласно признало всех подсудимых невиновными… Господин Маркс, господин Энгельс, господин Корф! Вы свободны…
Старшина жюри присяжных, пробравшись сквозь плотное кольцо публики, приблизился к Марксу и стал что-то говорить ему.
— Что? Что он говорит? — послышалось в разных концах зала, и тотчас установилась непрочная тишина, в которой отчетливо прозвучал голос:
— Доктор Маркс! От имени жюри присяжных заседателей, которое мне выпала честь возглавлять на этом незабываемом судебном процессе, позвольте выразить вам благодарность за весьма поучительное разъяснение некоторых важных вопросов.
Старшина протянул руку. Дружелюбно пожимая ее, Маркс ответил:
— Весьма рад, что был вам полезен, весьма. В свою очередь примите нашу признательность за справедливый вердикт. Если удастся, я постараюсь быть полезным для присяжных и на завтрашнем суде.
Они снова обменялись рукопожатиями.
При виде всего этого Дункеля бросило в жар; ему стало муторно и тоскливо. Он решил встать и уйти, но вдруг с ужасом почувствовал, что ноги не слушаются его.
Когда шумная публика повалила из зала, кто-то, проходя мимо Дункеля и не подозревая того, как близок к истине, весело, озорно воскликнул:
— На улицу, сударь! Что вы сидите? Или вас пригвоздило к месту?
Дункель отвернулся. Все вышли, а он так и остался в кресле. Сидел до тех пор, пока к нему не подошел служитель, которого он попросил позвать на помощь людей.
На улице Марксу, Энгельсу и Корфу хотели снова устроить овацию, но им было некогда, они торопились на Унтер-Хутмахер, 17, в свою родную «Новую Рейнскую».
