«Спасибо и за это. Еще один день, да мой!» — подумал Энгельс.
Он быстро умылся, наскоро поел и, как только лег в постель, тотчас уснул беспробудным сном молодого, безумно уставшего человека.
Его разбудил стук в дверь. Вскочив, он взглянул на часы и изумился: было уже девять. Проспал! Впервые за все дни…
Вошел Мирбах.
— Можешь не спешить, — негромко проговорил он, устало садясь в кресло. — Я только что подписал приказ.
Продолжая быстро одеваться, Энгельс ничего не ответил.
— Они вызвали меня в семь утра и заявили, что если я не подпишу приказ о тебе, то они сейчас же издадут приказ о моем увольнении с должности главного коменданта.
Сказав: «Я слушаю тебя», Энгельс ушел за перегородку умываться.
— Они, конечно, осуществили бы свою угрозу, — чуть громче продолжал Мирбах. — И я таким образом оказался перед выбором: потерять оба наши поста или один. Рассудив, что мне еще удастся кое-что сделать для восстания, я капитулировал перед их требованием… Ты презираешь меня?
Энгельс наливал воду в таз, плескался, фыркал и ничего не отвечал. Он вошел в комнату, растирая полотенцем лицо и грудь. Потом перекинул полотенце через плечо, постоял посредине комнаты, прошелся из угла в угол и грустно проговорил:
— Вероятно, у тебя не было другого выхода.
— Фридрих! — Мирбах взволнованно встал. — Почти пять лет я провел когда-то в Греции и перед лицом янычар ни разу не дрогнул. Там было проще: есть греки, есть турки — их враги, и все. А здесь везде немцы. Здесь приходится лавировать и хитрить. Я этого не умею. Я солдат…
— Да, ты не умеешь, но на этот раз тебе не оставалось ничего другого.
В дверь постучали. Это была служанка хозяйки дома.
— Господин Энгельс, — сказала она испуганно, — вас хотят видеть несколько вооруженных людей. Мне кажется, они очень возбуждены.
Энгельс глянул в окно. У крыльца пять человек с ружьями и тесаками. Он узнал в них золингенцев. Слава богу! А ведь можно было ожидать и других, хотя бы вояк из гражданского ополчения. Теперь Комитет, пожалуй, не остановится и перед тем, чтобы арестовать бывшего адъютанта Мирбаха.
— Впустите их. — Энгельс показал на окно.
— Всех?
— Да, всех. И дайте, пожалуйста, нам позавтракать.
Когда служанка вышла, Энгельс спросил Мирбаха:
— Как ты думаешь, может Комитет пойти на то, чтобы арестовать меня?
— Может, — уверенно ответил Мирбах. — Я видел сегодня их лица, перекошенные злобой и страхом. Люди с такими лицами способны на все.
— Засадят в тюрьму и оставят там пруссакам как искупительную жертву, как плату за свои революционные грешки, — вслух размышлял Энгельс.
