Боевая работа в июне в целом по своему характеру повторяла майскую — многочисленные вылеты на разведку, дневные бомбовые вылеты против конвоев и ночные по портам. Параллельно проходило обучение торпедным ударам, что позволило к 1 июля иметь в составе части 23 обученных низкому торпедометанию экипажа из 25. 29 июня после длительного перерыва пара торпедоносцев вылетела на «свободную охоту», но целей не обнаружила. Бомбардировщикам в море удалось добиться лишь единственного подтвержденного успеха, когда пятерка «Ильюшиных», ведомая лейтенантом В.И.Минаковым, повредила прямым попаданием ФАБ-100 с горизонтального полета немецкий каботажный теплоход «Хайнбург» (378 брт).
Довольно интенсивно велось минирование. Между 17 и 29 июня самолеты полка произвели с этой целью 33 самолето-вылета и сбросили 41 мину (в т. ч. одну аварийно) в устье Днепра (четыре А-1-4), Дуная (18 А-1- 4 и 1 АМГ), на подходах к Констанце (10 АМГ-1) и Сулине (семь АМГ). На одной из мин 2 августа в районе Очакова погиб лихтер «Пьерре», хотя нельзя исключить того, что он подорвался на старых оборонительных постановках 41-го года.
Потери в течение месяца составили три машины: младшего лейтенанта Б.П.Воротынцева, не вернувшегося с воздушной разведки 12 июня, лейтенанта В.И.Минакова, потерпевшего аварию при посадке в тот же день, и лейтенанта В.В.Андреева, не вернувшегося с ночной бомбардировки Керчи в ночь на 13-е. Впоследствии, после возвращения из плена, Андреев утверждал, что его самолет после выполнения задачи был таранен вражеским ночным истребителем, который после этого также упал в Азовское море. Утром, пришедший за немецкими летчиками спасательный катер поднял из воды и Андреева — единственного спасшегося из экипажа Ил-4.
В третьем квартале деятельность полка на вражеских коммуникациях заметно активизировалась, хотя общее число вылетов продолжало оставаться примерно на уровне 60–70 в месяц, т. е. не более трех на один боевой экипаж. Добиться этой активизации удалось за счет сокращения боевой работы на сухопутном фронте — летом 43-го она осуществлялась лишь эпизодически, а с осени и вовсе сошла на нет. Так, в июле из 61 вылета на первом месте по интенсивности были минные постановки (26), на втором — полеты на «свободную охоту» с торпедами (19), на третьем — дневные бомбоудары по кораблям в море или ночные по портам (14).
На воздушную разведку было совершено лишь два вылета. Такое сокращение было, очевидно, связано с появлением в составе ВВС ЧФ специализированного разведывательного полка. Однако, вскоре выяснилось, что при существующей системе, когда разведчики 30-го РАП имели связь лишь со штабом ВВС ЧФ, полученные от них данные из-за большого опоздания не могли использоваться для организации ударов. В результате из 19 вылетавших торпедоносцев 17 вернулись, не обнаружив целей. Только в начале августа организация данного вопроса поднялась на удовлетворительную высоту. С этого месяца вылеты на «свободную охоту» прекратились, полностью уступив ударам по данным воздушной разведки. Вторым тактическим новшеством явился переход от групп торпедоносцев и бомбардировщиков из состава 5-го ГМТАП, к группам, организуемым из состава обоих минноторпедных полков дивизии (в июле 63-я БАЕР была переформирована в 1-ю МТАД). При этом роль торпедоносцев играли «Ильюшины» 5-го ГМТАП, а бомбардировщиков — «Бостоны» 36-го МТАП.
