Как только художник кончил работу, она со вздохом переменила позу, быстро подобрала волосы, свернув их в узел, но не осмеливалась сдвинуться с места. Она боялась, что не сможет удержаться и сразу бросится смотреть рисунок, чтобы увидеть, красива ли она.
Мисс Келли протянула ей альбом. Ромни сделал четыре разных портрета, и Эмма долго, напряженно в них всматривалась.
— Неужели это я? — смущенно проговорила она наконец. — Не может быть! Это неправда, я вовсе не так красива.
Мисс Келли рассмеялась.
— Ромни, слышите, что она говорит? Она не хочет верить, что это ее портрет.
Он стоял, полностью уйдя в себя. Лицо его выглядело осунувшимся, глаза смотрели утомленно. Сейчас он казался стариком.
— Она права, это не она, — проговорил он глухо. — Она бесконечно прекрасней. Я просто дилетант, бездарность. Гейнсборо, Рейнолдс сделали бы это в тысячу раз лучше. Дайте сюда альбом, Арабелла! — закричал он внезапно в ярости. — Порвите, сожгите, растопчите! Будь оно проклято, это смертоносное искусство! Сдаюсь. Никогда больше не притронусь я к кисти.
Он попытался схватить альбом, однако мисс Келли спрятала рисунки под одеждой. Тогда Ромни бросился на землю, закрыв лицо руками. Плечи его вздрагивали.
Губы мисс Келли тронула усмешка, сострадательная и в то же время жестокая.
— Снова ваши абсурдные выдумки, милый друг. Прекратите же, право, эти разговоры о Гейнсборо и Рейнолдсе. Решительно все равно, сделали бы они лучше или нет. Это — произведение Ромни, какое именно Ромни и должен был создать. Гейнсборо — это Гейнсборо, Рейнолдс — Рейнолдс, а Ромни — это Ромни. Счастье для Англии и для искусства, что все трое — разные, хотя делают одно дело. Встаньте! Вы просто большое старое дитя. Полно вам пугать нашу Гебу.
В свои сорок с липшим лет Ромни и в самом деле казался большим ребенком. Он послушно поднялся и, успокоившись, пробормотал:
— В самом деле, сепией не передать этот удивительный тон кожи. Для этого нужно масло. Ее надо писать в двадцати-тридцати разных позах. Вы заметили, Арабелла, как непрестанно менялось выражение ее лица?
Мисс Келли кивнула.
— Если бы я была актрисой, я бы взяла ее в ученицы. Кажется, что в этой головке рождаются самые неожиданные мысли! А ведь ей едва ли минуло восемнадцать лет.
Эмма невольно улыбнулась:
— Мне нет и четырнадцати.
— Четырнадцати! — воскликнула Арабелла, окидывая Эмму удивленным взглядом. — Всего четырнадцать, и уже совсем женщина. Видно, в ваших жилах, дитя мое, течет горячая кровь. Кто ваша мать? Она живет в этих местах? А эти дети — ваши брат и сестра?
