— И я была несовершеннолетней! И я не ведала, что творила, но сэр Джон взял меня, как желанную добычу!
Ромни озадаченно смотрел на нее:
— Сэр Джон поступил с вами подло, но действовал не из холодного расчета. Он любил вас! А вы…
Он запнулся.
— А я? — медленно спросила она. — Откуда вы знаете, что я не люблю Фезерстонхафа?
Она улыбнулась, посмотрев ему в глаза долгим, пронзительным взглядом. Порыв жестокости охладил ее сердце, толкая ее на хитрость.
Ромни смертельно побледнел, он хотел ответить ей, но не находил слов. Низко опустив голову, он отвернулся.
Теперь она поняла, как он любил ее. Но ее сердце умерло. В этом и была ее сила.
Спокойно подала она руку сэру Фезерстонхафу:
— А как мне называть милорда?
Он коснулся губами тонких пальцев с почтением, как кавалер Марии Антуанетты:
— Гарри, миледи!
— И когда мы едем в Верхний Парк?
— Через три дня, леди Эмма.
— Через три дня, сэр Гарри!
Верхний Парк…
Просторные, сочно-зеленые луговые дали, орошаемые серебристыми журчащими ручьями. Тенистые купы деревьев, легко колышущиеся под ветром. Тропинки, усыпанные гравием, петляя бегущие от близкого берега к лесистым холмам Суссекса…
Всякий раз, как Эмма выходила на балкон верхней террасы замка, открывавшийся ей вид приводил ее в восторг и радовал сердце. В легкой завесе тумана вставала на западе пестрая громада жилых кварталов Портсмута с возвышающимися над ними сверкающими верхушками церквей, а на юге, за лугами, простиралось море. К нему полого спускался берег — волнистые, покрытые серо-зеленой травой холмики дюн. Нежная желтизна его кромки неуловимо смешивалась с кружевной белизной длинного гребня морской пены. А за ним — темные волны пролива Спитхед, паруса уплывающих кораблей, прорезающих на зеленой глади сверкающие борозды. Казалось, что громом своих пушечных выстрелов они приветствовали берег острова Уайт, сиявшего из морской пучины, как драгоценность королевской короны.
Море! Загадочное, удивительное море, полное таинственных звуков. Оно снова пробудило в ней мечты детства.
Она бежала к берегу, окуная в волны голые ноги, играла с морем так, будто оно принадлежало ей одной. Потом ложилась на песок и смотрела вверх, в голубое небо, открывавшее глазу все новые и новые бесконечные дали.
Или наблюдала жизнь птиц: беззвучно двигались ласточки; медленно пролетал черно-краснобелый устрицеед, посылая привет мелодичным кликом; недвижно парила в прозрачном воздухе серебряная чайка, зорко вглядываясь в лежащую фигуру, а потом внезапно в свистящем вираже слетала к ней. Иногда Эмме казалось, что она чувствовала на щеке веяние ее крыла. Опьяненная воздухом и солнцем, она возвращалась в замок.
