— Это меня устраивает, — проворчал Хвастун.
— Шесть фунтов сойдет, — сказал я.
— Договорились! — заключил Буйвол, не понимая, какую ошибку совершает, позволив мне бороться за тридцать долларов на его ринге.
Хвастун противно захихикал:
— Наконец-то я разделаюсь с тобой, проклятый янки! На этот раз я не поскользнусь и не свалюсь! А ты не будешь бить меня гандшпугом!
— Хорош же ты, если вспомнил о гандшпуге, — зарычал я, — после того, как пытался оторвать планшир, чтобы ударить меня!
— Хватит! — прервал нас Буйвол. — Приберегите свой гнев до ринга!
— А есть здесь люди с «Морячки»? — осведомился я. — Хотелось бы, чтобы распорядитель проследил и прихвостни этого хулигана не подсыпали допинг в мою воду.
— Странно, Стив, но ребят с «Морячки» я здесь сегодня не видел, а вот распорядителя непременно обеспечу!
Закончился основной поединок. Казалось, он длился целую вечность, и моему негодованию не было предела: ведь из-за каких-то увальней откладывалось выступление такого боксера, как я. В конце концов рефери объявил ничью и выставил обоих с ринга. Буйвол прыгнул за канат и остановил публику, спешившую к выходу, словами:
— Теперь я предлагаю бесплатно посмотреть матч между моряком Костиганом и Хвастуном Брентом!
Для Буйвола это был хороший бизнес. Толпа возбужденно заревела и расселась по местам. Многие видели нас на ринге, хотя и не в схватке друг с другом.
Буйвол оказался прав: в зале не оказалось ни человека с «Морячки». Возможно, многие валялись пьяными по канавам или отсиживали срок в тюрьме, зато было много шпаны с «Нептуна», теперешнего судна Брента. Все они, как один, поднялись и стали выкрикивать в мой адрес всякие колкости. Забавные все-таки люди, эти моряки! Я знал, что Брент сидит у них в печенках, но сейчас они подбадривают его, как братья!
Я не реагировал на крики, сохраняя спокойное и равнодушное молчание, предварительно заявив, что разорву на части их любимчика и предупредив, чтобы они не вздумали валять дурака за моей спиной, иначе Майк сжует их ноги. Они приветствовали мои замечания оглушительным хриплым ревом, но на пса взирали с почтительным страхом.
Судил поединок англичанин, имени которого я не запомнил. По-видимому, он давно не бывал в этой древней стране, а все больше околачивался в изысканных атлетических клубах Англии.
Он начал с того, что сказал нам:
— А теперь, паршивцы, уразумейте: когда я скажу «брек», то не потерплю никаких грубостей! Помните, пока я здесь — это зал для настоящих джентльменов!
