С ее помощью он добрался до очага и готовил, сидя на трехногом табурете. Колин положил кролика в воду и добавил в горшок дикий лук и щедрую порцию розмарина. Пока Хелена не видела, он добавил немного вина. Вскоре на огне забулькало густое рагу.
Хелена ела с удовольствием, хотя так и не сказала ему слов похвалы, а потом они доели оставшиеся вишни. Но в сумке Шеда остался только маленький кусочек сыра, и ей придется найти что-то на ужин. Колин предложил Хелене помочь, но она настояла, чтобы он оставался в постели, угрожая привязать его, если он сдвинется с места.
Хелене удалось поймать в силок пару перепелок и набрать полный горшок ежевики, но между вылазками за провизией она возвращалась, чтобы продолжить свое мучительное лечение его раны.
Каждый раз был такой же адский, как первый, а ругательства Колина такие же неистовые. После ужина из жареной перепелки с ежевичным соусом и салата из трав она сделала ему последнюю вечернюю процедуру. Но на этот раз Хелена сделала то, что заставило его забыть о боли. Она наклонилась над ним и с любовью, очень ласково и очень нежно поцеловала его бедро.
Колин смотрел на нее с благоговением, но ее лоб нахмурился, как будто она удивилась, почему сделала это.
Он закрыл глаза и поймал руку Хелены.
— Я уже чувствую, что мне стало лучше.
Колин так и уснул, держа ее за руку, со слабой улыбкой на губах и приятной усталостью. И он бы мирно проспал до утра, но в середине ночи он услышал звуки, явно говорящие о том, что женщине плохо.
Хелена сильно дрожала в темноте. Казалось, что в эту летнюю ночь внезапно вторглась зима. От того, что последние несколько часов она сжимала зубы, у нее болела челюсть, и она дула на руки, стараясь согреть онемевшие пальцы.
Хелена отдала Колину два одеяла. Это казалось ей правильным, учитывая, сколько боли она заставила его перенести. Кроме того, ему нужен полноценный ночной отдых, чтобы быстрее выздороветь. Но сейчас она расплачивалась за свою доброту.
От огня не осталось ничего, кроме слабого свечения. Хелена совершила ошибку, позволив сжечь все дрова. Сейчас стало так холодно, что она всерьез подумывала о том, чтобы начать жечь мебель.
Хелена сжалась в тугой комок и испустила долгий дрожащий стон.
— Кровь Христова, женщина! — донеслось раздраженное ворчание от кровати. — Почему ты ничего не сказала?
Она слышала, как Колин шуршит одеялом, но слишком окоченела, чтобы двигаться или говорить.
— Святые угодники, да тут холоднее, чем в монашкином… просто мороз, — поправился он. — Идите сюда, миледи.
