— Тебя следует казнить, — заявил он, — если ты отказываешься выполнять волю короля.
— Но ты меня бы не повесил.
Он не ответил, очарованный ее красивым профилем на фоне мерцающего пламени.
— Не так ли? — спросила Хелена, поворачиваясь к нему и сверкая глазами, как жидкие изумруды.
Колину всеми фибрами своего существа хотелось прокричать «нет!» и развеять ее тревогу. Но ее неуверенность была лучшим инструментом для торга, который сейчас был ему подвластен.
— Мне бы пришлось взвесить доказательства, — ответил он. — Учесть все обстоятельства. Измерить глубину твоего раскаяния. Вычислить будущие угрозы. — Фыркнув, Колин добавил: — И многое зависит от того, как со мной обращаются, пока я нахожусь в твоих руках.
Хелену, похоже, рассердил его ответ. Колин подозревал, что ей не слишком хочется проявлять доброту к норманну: Но сейчас от этого зависела ее собственная судьба.
— Я не обращалась с тобой плохо, — сказала она в свою защиту. — Я не ранила тебя. Я дала тебя тюфяк, тогда как сама спала на полу. Я выводила тебя в лес пописать. И я готовлю тебе завтрак.
— Сжигаешь, — поправил Колин, когда от мяса потянулся серый дым.
— Что?
— Сжигаешь мой завтрак.
Кролик ярко вспыхнул.
Хелена обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как сухая ветка переломилась пополам и тушка плюхнулась на угли, вспыхнув, как греческий огонь.
— Вот черт!
Прежде чем Колин успел выкрикнуть предостережение, Хелена сунула руки в огонь и вытащила мясо. В спешке, выпустив его из рук, чтобы не обжечься, она уронила тушку на пол, после чего погасила пламя одним из одеял.
Тушка обгорела до неузнаваемости.
И все же, когда она остыла, Хелена подняла ее и оторвала ножку, предложив ему откусить.
Колин не был уверен, что должен быть благодарным. В конце концов, эта пища была едва ли приемлема. Но он же джентльмен. Вежливость не позволяла ему сказать ей, когда он оторвал кусочек зубами, что горелый верх горький, а внутренность жилистая и почти сырая.
— М-м.
Но Колин боялся, что его лицо выдало правду, поскольку он, жуя и давясь жестким куском, не смог сдержать дрожь отвращения.
Хелена пренебрежительно фыркнула и оторвала ножку для себя, и, хотя она пыталась сделать вид, что все очень вкусно, она тоже давилась мясом.
— Полагаю, ты приготовил бы лучше.
Голос Хелены сочился сарказмом.
Колин улыбнулся про себя. Из всех абсурдных характеристик, которыми Хелена наделила его, она упустила эту одну, которая, на удивление, оказалась правдой.
