— Нет уж, говори, — потребовали остальные жены.
— Того, что мой Фрысик вообще тебя никогда не любил. Ты сама ему навязалась! — на одном дыхании выпалила я, прекрасно понимая, что всем моё высказывание понравится, а с одной Зинкой-пензючкой я прекрасно справлюсь.
Однако Зинка повела себя неожиданно. Вот не зря говорят в народе, что в тихом омуте черти водятся. Наша тихоня Зинка проявила неслыханный темперамент. Она схватила огромный кухонный нож и понеслась с ним к Фролу Прокофьевичу.
— Пусть он мне скажет! — убегая, вопила она.
Я помчалась за ней. Жены уже меня не держали. Им было интересно, чем все это закончится.
Когда я ворвалась в комнату, Фрола Прокофьевича видно не было, зато Зинка, размахивая ножом как последний янычар, зачем-то полезла под стол. Я поймала её за… В общем, я её поймала и без всякого труда отобрала нож. И надавала ей затрещин, под дружное одобрение остальных жён.
Нож я положила на стол, поправила свою шляпу и тоном победителя сказала:
— Попрошу оставить меня наедине с моим Фрысиком! — и, приподняв скатерть, прикрикнула: — Фрысик, вылезай!
Фрол Прокофьевич вылез из-под стола и жалобно взмолился:
— Сонечка, а может ну его, может не надо?
— Что значит — ну его? Что значит — не надо? — озверела я.
Жены со злорадными улыбочками мгновенно выстроились в ряд, знаками давая мне понять, кто здесь лишний.
— Сонечка, прости меня, очень перед тобой виноват, но пусть лучше остаётся, как было, — ещё жалобней взмолился Фрол Прокофьевич.
Это уже было выше моих сил. То, состояние, в которое впала я, трудно поддаётся определениям, но, думаю, его испытал на себе любой нормальный человек, когда-либо живавший в коммунальной квартире с одним туалетом. То есть, я буквально могла убить любого, первого, подвернувшегося под руку.
— Не-ет, — прогремела я, — так уже оставаться не может, потому что это уже не твоё, Фрысик, поражение! Это уже моё поражение, а к поражениям я не привыкла!
Тамарка, знавшая меня лучше остальных, услышав это, попятилась, я же, схватив со стола нож, кинулась сразу на всех жён.
До сих пор не пойму, как это мне удалось.
С жутким визгом они покинули комнату, а Фрол Прокофьевич снова забился под стол.
— Вот что, милый мой Фрысик, — вытащив его оттуда, заявила я. — Ты не на ту нарвался! Я искрошу сейчас здесь все в мелкую капусту, если ты в моем присутствии не скажешь своим жёнам, что больше в их обществе не нуждаешься.
— Скажу! Скажу! — замахал на меня руками Фрол Прокофьевич. — Сонечка, я все, что хочешь скажу.
