— Так ли уж он болен? — поинтересовалась его жена.
— Нет. Я бы этого не сказал. В сущности, он еще довольно крепок. Но все равно, если он хочет собрать всю семью на Рождество, я считаю, что наш долг — поехать туда. Может быть, это будет его последнее Рождество.
— Это ты так говоришь, Джордж, но на самом деле, я уверена, он может прожить долгие годы.
— Да… да, конечно, может, — пробормотал Джордж, явно захваченный врасплох.
Магдалена отвернулась.
— Ну хорошо, — произнесла она. — Будем надеяться, что мы делаем верный шаг.
— Я уверен в этом.
— Но чертовски не хочется ехать! Альфред такой скучный, а Лидия относится ко мне с явным пренебрежением.
— Чепуха.
— Но это так! И потом… я ненавижу этого ужасного слугу.
— Старого Трессильяна?
— Нет, Хорбери. Ступает неслышно, как кот, и все время ухмыляется.
— Господи! Ну скажи, чем тебе мешает Хорбери?
— Просто он действует мне на нервы, вот и все, но не надо волноваться. Наш долг поехать, я это поняла. Мы поедем. Не будем расстраивать бедного старика.
— Нет, нет… не в этом дело. Так мы просто много сэкономим…
— Не продолжай, Джордж, как-нибудь в другой раз. Я сейчас позвоню Лидии и скажу, что мы приедем завтра минут в двадцать шестого.
Магдалена стремительно вышла из комнаты. Позвонив, она прошла в свою комнату и села за стол. Откинув крышку стола, она высыпала на нее груду документов и долго сортировала их, пытаясь навести хотя бы какой-нибудь порядок. Наконец, раздраженно вздохнув, Магдалена перевязала все документы, забросила их на прежнее место и устало пригладила рукой свои платиновые волосы.
— Что же, черт побери, делать? — пробормотала она.
На втором этаже Горстон-холла длинный коридор вел в большую комнату с окнами, выходящими на дорогу за домом. Эта комната была обставлена в пышном старомодном стиле. Тяжелые парчовые гобелены, развешанные по стенам, солидные кресла, большие вазы с изображением драконов, бронзовые скульптуры… Все в этой комнате дышало красотой, богатством, солидностью.
В большом кресле, самом крупном и внушительном из всех кресел в комнате, сидел худой, сморщенный старик. Его длинные, чем-то напоминающие клешни руки лежали на подлокотниках кресла. Рядом с ним к креслу была прислонена массивная позолоченная трость. На старике был поношенный синий домашний халат, ноги его были обуты в войлочные туфли. Волосы его, совсем седые, неприятно оттеняли нездоровую желтизну его лица.
Дряхлый, немощный старик — на первый взгляд только так можно было подумать об этом человеке. Но прямой орлиный нос и особенно темные, горящие глаза заставляли в этом усомниться. В этих глазах был огонь, были жизнь и энергия.
