— Обещаю, — сказала Маргарида. — Не мерзни, воробышек. Позаботься о ней, Фелиситат.
Она сдержала слово. Когда появилось солнце, и последний раскат грома еле слышно раздался вдали, Маргарида вошла в маленькую гостиную. Хуана снова сидела у окна и шила, Фелиситат сидела неподалеку от нее, тоже с иглой.
— Расскажи о своих новых мыслях, — напрямик сказала Маргарида, садясь напротив них.
— Ты спрашивала меня, кто может настолько ненавидеть Арнау, чтобы потратить большие деньги на уничтожение его и его семьи. Я думала и думала об этом. Маргарида, он не такой человек, чтобы заводить смертельных врагов. Не вздорный, не алчный, не чрезмерно честолюбивый. Клянусь, поля не усеяны трупами его соперников. Он покорил меня умом и приятным обхождением, и я с тех пор вела его денежные дела. Я бы знала.
— Готова поверить тебе, — сказала Маргарида, — хотя не думаю, что кто-то — пусть даже ближайший друг — может судить, кто его ненавидит.
— Возможно, но мне требовалась отправная точка. Я разговаривала с Фелиситат по пути сюда — а это была долгая поездка, я учла твое предупреждение ездить осторожно, и, клянусь, мой мул шел таким медленным шагом, что два-три раза засыпал от скуки.
— Вы ехали одни? Две женщины?
— Нет. Взяли с собой сына Фелиситат, крепкого шестнадцатилетнего парня, который вооружился тяжелой дубинкой. Сейчас он внизу, наверняка узнает от солдат многое из того, чего ему не следует знать.
— Что вы решили?
— Пусть расскажет Фелиситат, — сказала Хуана, указав на нее подбородком.
— Сеньора считала, что ей не подобает принимать участие в совещаниях мужчин по поводу судна, — сказала Фелиситат.
— Это правда, — сказала Хуана. — Арнау всегда прислушивался к моим советам, но я подумала, что другие не прислушаются. И оставалась вдали, когда синдикат собирался в замке.
— Я передавала все, что слышала, сеньоре, — заговорила Фелиситат. — Всякий раз, когда приезжал посыльный или управляющий, а их было много, сеньора Маргарида, в последний месяц перед его арестом, и, разумеется, всякий раз, когда проходило собрание синдиката. Мой повелитель, его милость, часто встречался с ними в саду.
— Совершенно верно, — сказала Хуана.
— Я прислуживала им, — продолжала Фелиситат, — по его просьбе, когда они там собирались, он знал, что мне можно доверять. И просил меня удерживать вашу милость от появления среди каких-то неприятностей. Эти люди могли быть очень вздорными.
— Глупый, глупый человек, — сказала Хуана. — Он говорил о случайных разногласиях, и только. Нужно было сказать мне. Будто мелкие неприятности могли вывести меня из душевного равновесия.
