Выдумщица | страница 76
— Хорошо. Мне бы хотелось, ну, знаешь, сказать об этом маме и родным.
Он озадаченно смотрит на меня: — Конечно, говори.
Я улыбаюсь и смотрю ему в глаза долгим взглядом. Наверное, он не самый лучший друг в мире, но он наверняка один из самых шикарных. Мой друг, мой бойфренд. Мне нравится это слово: бойфренд. Я могла бы повторять его весь день.
— Спасибо, — говорю я. — Для меня это так много значит.
Он улыбается, несколько развязно, но приятно.
— Я тебе говорил, что ты смотришься очень сексуально?
— Да, — отвечаю я, — говорил.
А потом я говорю ему, что пойду в дамскую комнату, и иду туда, захватив с собой косметичку.
Здесь даже туалеты — шикарнее некуда. Пропитаны дорогими духами, с маленькими кусочками мыла, на которых выдавлено название ресторана, с мраморными раковинами и дверями красного дерева на каждой кабинке.
И вот когда весело зажурчала моя струйка, раздается стук в дверь.
— Кто это?
— Я. Это он.
— Эдам, это женский туалет.
— Я зашел узнать, как ты.
— Но я же…
— Можно мне войти?
— Это же женский туалет, — напоминаю ему я.
— Ну пожалуйста, — умильно тянет он.
— Ладно, — соглашаюсь я. — Подожди секундочку. — Я вытираюсь и красная как рак открываю дверь. И, не дав мне до конца натянуть трусы, он начинает меня целовать, и хотя часть меня противится этому, другой части эти поцелуи нравятся.
— Ты такая сексуальная, — говорит он, покусывая мне ухо. И затем, не давая опомниться, он задирает мне юбку и начинает расстегивать свои брюки.
Я нервничаю. Я хочу сказать, что секс в общественных туалетах — это не то, к чему я привыкла. Поцелуй с языком — это верх непристойности, которую я могу себе позволить. В норме я веду себя не бесстыднее бабушки Кристины Агилеры. И вот, пожалуйста, я поддаюсь его уговорам, надо отметить, весьма убедительным.
В этом есть что-то возбуждающее.
Закрытое пространство. Привкус опасности. Риск быть пойманной. Острота желания.
Это плохо, но и хорошо в то же время.
Через несколько кабинок от нас очень вовремя спускают воду, и она заглушает кульминационный стон Эдама, который он, кончая, испускает. Он тяжело дышит мне в ухо и крепко держит меня, приходя в себя.
— Тебе хорошо? — шепчет он.
— Да, — говорю я ему. — Просто прекрасно.
47
Отрицать это дальше уже не имеет смысла. Эдам — сексуальный маньяк.
Для него вся жизнь — это один непрерывный трах, прерываемый краткими и удручающими паузами не траха. Нет, я не жалуюсь. В конце концов, все это тянулось месяцами. Мои одинокие ночи в двуспальной постели, и мне надо было наверстать упущенное.