— Мама тосковала по тебе, — говорю я, возвращая наш разговор в прежнюю колею.
Мои слова оказывают странное действие. Она реагирует на них, как пересекающий дорогу кролик реагирует на фары летящего на него автомобиля.
— Правда? — спрашивает она. Теперь голос у нее другой. Мягкий, беззащитный.
— Да, — отвечаю я. Хочу добавить: «Как и все мы», но что-то меня останавливает. — Тебе надо бы позвонить ей.
Она закидывает голову, разглядывая потолок.
— Даже не знаю, — произносит она.
— Но ты же собиралась сказать ей о свадьбе?
— Да, — говорит она, — конечно. Приглашаю вас всех. Но ты знаешь, это не просто… собраться с духом… После всего.
Это после всего кое-что значит. В нем заключено так много, и я знаю, она это понимает. Мне становится жаль ее. Вот сейчас она не похожа на йогазмическую девицу. Она осознает, что поступила неправильно, оставив маму один на один с ее горем, я это чувствую. Мне хотелось все это как-то смягчить, но что бы я ни сказала или ни сделала, уже ничего не изменит.
Поэтому единственное, что я могу ей сказать, это правду.
— Ты хотя бы это должна сделать для нее.
— Хорошо, — говорит она. — Но я не хочу, чтобы она знала, что это ты меня подтолкнула. Наверное, было бы лучше, если бы мама не знала, что мы встречались сегодня.
— Ладно, — соглашаюсь я, сразу же думая о том, какие у этого соглашения могут быть последствия. — Обещаю.
Говорить правду бывает полезно.
Она позвонила маме. И Марку тоже.
Рассказала им все. Ну, не совсем все. Думаю, что в окончательной редакции эпизод под столом в ресторане был изъят.
Марк был первым, кто позвонил мне.
— Ты никогда не догадаешься, кто мне сейчас звонил, — сказал он.
Никогда. Даже за миллион лет.
— Кто?
— Наша пропащая родственница. — Тон у него, как всегда, был шутливо-насмешливый. Марк, для которого работа была единственным важным и серьезным делом в жизни, относился к семейным проблемам как к чему-то банально-обыденному. В то время как Хоуп, для того чтобы установить между нами дистанцию, надо было совершить путешествие в другое полушарие, с Марком эта дистанция возникала автоматически. В этом отношении он вел себя как типичный мужчина. Даже если он находится в одной комнате с вами, вы никогда не чувствуете его близости.
— Что? Хоуп? — говорю я, разыгрывая удивление. И постаралась не обращать внимания на неколебимую уверенность Марка в том, что сестра позвонила ему первому.
— Да, — говорит он. — Догадайся, что она мне сказала.
И все в том же духе. Одно наигранное удивление за другим, и так в течение получаса. Да что ты? В самом деле? Да не может быть! К концу разговора я уже жалела, что согласилась прикрыть австралийскую задницу своей сестрицы. Если бы я не дала ей почувствовать ее вину, таких будто бы удивленных телефонных разговоров не было бы вообще. И извинений бы не было. А может быть, и приглашений.
