— Да, — говорю я, чувствуя неловкость перед Фрэнком.
Мы еще какое-то время говорим друг другу эту приятную вежливую чушь, и затем Хоуп сообщает, что до отлета на Санта-Лючию ей надо пообщаться еще кое с кем.
— Иди, — говорю я. — Желаю хорошо провести медовый месяц.
После того как они исчезают в толпе, я оборачиваюсь к Фрэнку и говорю:
— Прости.
Он смотрит на меня, потом на часы на стене, как будто интересуясь, сколько еще времени ему придется играть роль Эдама, и отвечает:
— Все в порядке.
Через два часа Хоуп и Джейми отбывают в аэропорт Гэтуик. А я с помощью алкоголя пытаюсь придать себе смелости перед разговором с мамой. Зал начинает вращаться.
Кругом идиотские улыбки и еще более идиотские шляпы.
— Мне кажется, с выпивкой тебе лучше притормозить, — советует мне Фрэнк.
Передо мной дверь. Коричневая деревянная дверь, на которой написано: «Гардероб». Я хватаю Фрэнка за руку и веду его туда.
— Фейт, можно спросить, что ты делаешь?
— Ш-ш-ш, — громко говорю я, открывая дверь и затем закрывая ее за нами.
— Фейт, зачем мы пришли в этот гарде… — закончить фразу ему не удается, потому что мои губы закрывают ему рот.
— Фейт… — произносит он, глотая воздух. Но мои губы опять заставляют его замолчать.
В неистовом порыве вожделения я борюсь с его рубашкой, развязывая галстук и расстегивая пуговицы. Он начинает делать то же с моей блузкой, но потом останавливается.
— Нет, Фейт, мы не должны.
— Что ты имеешь в виду — «не должны»?
— Это неправильно, — говорит он, отстраняясь от меня. Он застегивает пуговицы.
— Но…
Он целует меня в щеку.
— Я не Эдам, — говорит он. — Сейчас я хочу от тебя только одного. Хочу, чтобы ты обо всем рассказала матери.
— Хорошо, — говорю я, трезвея при мысли об этом. — Я сейчас все ей расскажу.
Мы идем из гардероба, пробираясь сквозь толпу, пока у буфетного столика не находим маму. Она на кого-то смотрит. Я оборачиваюсь и прослеживаю ее взгляд, который обращен на Тома Ричардса.
— Мам, мне надо кое-что тебе сказать.
Она улыбается.
— Можешь не говорить, — отвечает она. — Ты тоже скоро свяжешь себя узами брака.
— Нет, — говорю я, закрывая глаза. — Я не об этом.
— Вот как? Тогда в чем дело? — и, кладя в рот какое-то воздушное печенье, добавляет: — Эти крохотные штучки просто великолепны, правда?
— Да, мама, великолепны.
— Говори, — продолжает она, — расскажи мне про свой большой секрет.
— Ну, видишь ли… дело в том… — я смотрю на Фрэнка, которому, по всему видно, не терпится, чтобы наконец открылось, кто он такой на самом деле. — Дело в том… — и тут я смотрю на маму. Я никогда раньше не видела ее такой счастливой. Неужели я хочу разрушить это счастье? Ведь сказать ей все — это более эгоистично, чем промолчать? — Дело в том… Фрэнк… мы с ним… я… я получила повышение.
