А нижняя губа — еще хуже. Нет, в самом деле, просто отвратительна. Деформированная, так я определяла ее раньше. Но с тех пор как повзрослела считаю, что она у меня, как у свиньи.
Говорят, красота зависит от симметричности. Чем симметричнее лица, тем они красивее. Что же, если это так, то у меня самая дурацкая нижняя губа на всей Земле. Левая сторона у нее пухлая, а правая узкая.
В хорошие дни (ну в очень хорошие дни!) я еще как-то могу оправдать присутствие ямочек на щеках тем, что они придают мне индивидуальность. Или добавляют мне привлекательности. Как Ширли Темпл.
Но уж нижняя-то губа не дает ни малейшего основания для оптимизма. С ней я так же привлекательна, как маленькие зеленые человечки из внеземных цивилизаций.
И хотя я прекрасно знаю, что она делает мое лицо подходящим для цирка уродов, Элис говорит, что я сумасшедшая. Она не понимает, что мне в ней не нравится. Даже когда я не стараюсь скрыть ее уродство с помощью губной помады, она все же настаивает, что в моей губе ничего такого нет.
Но, знаете, сама-то она такая же. У нее на щеке эта родинка, величиной с горошину, если не меньше. И она уверена, что это вульгарно и отвратительно.
Сейчас я как раз тружусь своей кисточкой над этой ее родинкой, и она говорит: «Пожалуйста, как следует закрась эту жуткость», как будто это огромная бородавка, или чирей, или еще что-то такое. А я разражаюсь целой речью о том, что это красивейшая деталь внешности, что она не была препятствием для Синди Кроуфорд, или для Энрике, или для Пинк.
Тут она с улыбкой собирается сказать еще что-то, но внезапно откидывается назад, придерживая руками низ живота, и вздрагивает от боли и тихо стонет.
— Ты в порядке? — спрашиваю я.
— Да, — отвечает она. — Прости. У меня иногда бывают боли. Врач говорит, что это ничего. Но очень больно. Это когда он поворачивается.
Я смотрю на ее живот.
Она обеспокоенно смотрит на меня. Но глаза у Элис всегда обеспокоенные. Они бывают просто обеспокоенные. Умеренно обеспокоенные. Серьезно обеспокоенные. И обеспокоенные до состояния полной паники.
Вот сейчас они серьезно обеспокоенные.
— А что, если и у него она будет?
— Что будет? — спрашиваю с замиранием сердца, боясь услышать о каком-нибудь смертельном наследственном заболевании.
— Родинка. Что, если и у него будет родинка, может быть, еще больше? Что, если его в школе будут дразнить из-за нее, что мне тогда делать?
— Давай решать проблемы по мере их поступления. А если она будет такая же маленькая, как у тебя, никто ее и не заметит.
