- Я отправила Риана вместо себя в Ситрит. Знаешь, на праздник Всеобщего Благоденствия.
Как будто чувствуя в её тоне недоброе, Луксор приподнялся на локтях. Орлана тоже села, подтянув под себя ноги. Она была благодарна темноте за то, что в ней можно не 'держать лицо'. Всё равно, будут ли её гордо расправленные или устало опущены. Всё равно, выбьется ли из причёски непослушная прядь.
- Я ещё не знаю, что точно там произошло, но Риана обвинили, что он применил запрещённую боевую магию против одного очень влиятельного мага.
- Зачем? - чуть хрипло переспросил Луксор, отодвигаясь к спинке кровати.
- Я ещё не разговаривала с Рианом. Аластар замнёт это дело, вот только...
Лучик света теперь лежал на смятом покрывале, тёмно-бордовом, с золотистыми цветами. Он дрогнул - ветер из приоткрытого окна качнул штору.
- Что? - поторопил её Луксор.
- Мне не нравится цепочка событий, тихо призналась Орлана. - Сначала приходит Идрис и забирает Эйрин. Отравленный колодец в квартале учёных, смерть Дритана. Он якобы покончил с собой. Теперь ещё и это.
Ветер дохнул ей в спину, и неприятный холодок пробежал по позвоночнику. Край луны, видимый в промежуток между шторами, казался чьим-то мертвенно-бледным недобрым лицом. Лицо смотрело прямо на неё и не собиралось прятаться, даже пойманное за подсматриванием.
- Мне кажется, ты зря всё собираешь вместе, произнёс Луксор, чуть помолчав, с отравленными колодцами и правда нужно разбираться. Но причём тут Дритан? У него могли быть какие угодно проблемы. А Риан... Ну что ты хотела, посылая его в Ситрит? Он же ещё ребёнок, вот и натворил глупостей.
Орлана покачала головой.
- Этот ребёнок через четыре года закончит Академию и станет моей правой рукой.
- Всё равно. Он снова лёг и, сунув руку под подушку, повернулся к ней. Можно подумать, ты сама никогда ошибок не делала. Да что уж. Тебе было двадцать семь, когда умер Зорг. Риану ещё нет и восемнадцати, не суди его слишком строго. Хочешь, я поговорю с ним?
- Не нужно. Я сама.
Она ещё посидела на краю постели, глядя не на мужа, который лежал неподвижно, но не спал, а в окно, хотя от бледного краешка луны хотелось отвернуться, как от пристального взгляда.
Иногда ей казалось, что между ней и Луксором всё давно кончено, что осталась одна только привычка, нудная, как тридцать третий повтор одного и того же стишка. Любовь стёрлась, померкла под непомерным грузом семнадцати лет брака. Луксор по-прежнему обнимал её, но от его прикосновений уже не выпрыгивало сердце, а Орлана, как назло, очень хорошо помнила, как это, когда выпрыгивает сердце.
