Ханская дочь. Любовь в неволе | страница 14



Тут, на ее счастье, подскакал вахмистр, еще издали грозя солдату кулаком:

— Да что ж ты делаешь, мерзавец! Если с заложником что-нибудь случится, Сергей Васильевич тебе кишки выпустит!

Угроза подействовала. Ухмылка на лице солдата стянулась в гримасу растерянности, он пришпорил лошадь и вскоре догнал остальных.

Сирин медленно выдохнула и сняла руку с эфеса сабли. Да, она знала, как обращаться с оружием, но против опытного казака ей было не выстоять. Она подняла голову, стараясь принять более высокомерный вид, и пробормотала что-то вроде: «В следующий раз я снесу тебе голову!» Из этого маленького происшествия Сирин вынесла урок: надо держать себя в руках. Какую пользу принесет она племени, если будет валяться мертвая в пыли? К тому же русские узнают, что столь ценный заложник в действительности был всего-навсего обычной девчонкой.

Никогда прежде Сирин не чувствовала такого пронзительного одиночества, даже после смерти матери тоска была приглушеннее. Ее не все любили, но даже ругань Зейны, вечно недовольной другими женами и дочерьми хана, звучала бы сейчас для Сирин музыкой. Как было бы сладко сейчас сидеть в юрте, выделывая из козьей шкуры полоски тонкой кожи. Она всегда ненавидела эту работу, но даже это было лучше, чем ее нынешнее положение. Русские гнали ее через всю страну, как украденную лошадь.

Она знала, чего можно ждать от этого народа. Они все были неверными, разбойниками и убийцами, а их великий хан, называемый «царь», каждое утро съедал жареную человечью голову на завтрак, запивая ее кровью убитого пленника, а из мяса пленника царю готовили на обед кебаб. Сирин тряслась от ужаса, когда купцы, приезжавшие в орду, начинали рассказывать такие истории, и молилась про себя о том, чтобы не попасть в пасть этому чудовищу.

4

Но уже через несколько часов она забыла об этом, столкнувшись с новой проблемой — мочевой пузырь был полон, и она уже хотела крикнуть Ване, что нужно остановиться. Но тут ей пришло в голову, что мужчине не позволят отойти в сторону. Она тоскливо огляделась, вокруг была степь, гладкая и абсолютно ровная, без единой ложбины или куста, где можно было бы укрыться. Они всё ехали и ехали, и казалось, что терпеть ей придется до вечера, и она мысленно проклинала русских, Зейну и даже отца, который был причиной всего этого. Через некоторое время показалась ложбина, поросшая чахлым кустарником. К великой радости Сирин, Ваня приказал спешиться на отдых. Со всем возможным проворством она спрыгнула с лошади и бросилась в сторону.