Пока Сирин разглядывала Ваню, ей подвели коня — высокого лоснящегося жеребца, его шерсть в лучах солнца отливала красным золотом. Счастье ездить на таком скакуне выпадало только хану. Ванино уважение к ханскому сыну сразу возросло. Подойдя ближе, вахмистр поклонился:
— Если вы не возражаете, ваше высокоблагородие, нам пора отправляться в путь.
Но высокомерный мальчишка ничего не ответил. Тогда Ваня повернулся к Кицаку, который должен был сопровождать всех до Карасука, и бросил коротко:
— Нам пора.
Кицак хотел помочь Сирин забраться на лошадь, но она одним прыжком оказалась в седле. Жеребец нервно всхрапнул. Как и все женщины племени, Сирин была неплохой наездницей, но и ей доставило немалого труда подчинить себе буйного жеребца. Пока она боролась с Златогривым, татары привели еще одну лошадь, к спине которой был привязан огромный тюк, там лежала запасная одежда и прочие вещи — так Зейна надеялась сделать обман убедительнее.
Ваня сел на своего жеребца и кивком указал Бахадуру нужное направление. Казаки последовали за вахмистром, бросив вьючную лошадь, и Кицаку не оставалось ничего другого, как самому вести ее. Обычно это было обязанностью едва-едва оперившихся мальчишек, и он хотел уже сделать Сирин выговор. Но, повернувшись к ней, он удивился — с каким высокомерием и гордостью смотрела она. Ему показалось, что джинны и впрямь превратили ее в мужчину.
Кицак вспомнил, что эта девушка еще ребенком пыталась победить мальчишек одного с нею возраста, а то и старше, и все племя забавлялось выходками спятившей дочери русской пленницы. Сирин хорошо управлялась с луком и стрелами, иногда юноши позволяли ей поупражняться вместе с ними, поэтому саблей она тоже владела неплохо. Нет, Зейна молодец. Сирин будет лучшим из возможных заложников, а уход ее не станет потерей для племени — беспокойный дух девушки делал ее вечной разжигательницей скандалов. Она постоянно пыталась протестовать против незыблемых устоев, определявших положение татарской женщины.
Настроение Сирин было вовсе не радужным. Когда селение скрылось вдалеке, она изо всех сил сдерживала себя, чтобы не расплакаться — Сирин ни на мгновение не забывала, что выдает себя за мужчину. Лицо ее застыло в невозмутимой гримасе, она глядела прямо перед собой, чтобы не потерять самообладание при виде родного селения. Напротив, русские все время оглядывались, будто опасаясь засады, но час проходил за часом, а все было по-прежнему тихо. Постепенно казаки расслабились, начав отпускать шуточки о глупых татарах, которых в любое время можно связать попарно и гнать, словно блеющих овец. В конце концов один из них в запале смелости хлестнул жеребца Сирин кнутом по крупу. Жеребец испуганно заржал и шарахнулся в сторону, так что всадница с трудом удержалась в седле. Рука у нее была твердой, а посадка крепкой, но успокоить Златогривого было не так-то просто, а проклятый казак скалил зубы, осыпая Сирин крепкими шуточками. Забывшись, она схватилась за саблю, желая только одного — наказать обидчика.
