Чувства и вещи | страница 66



И тут мы подходим к новому осмыслению мира вещей, к выявлению его парадоксов, метаморфоз, тесно сопряженных с воздействием той или иной моды.

Было бы относительно несложно бороться с могуществом вещей, если бы оно выступало лишь в образах автомашин, холодильников или даже в образах более утонченных и «коварных» — телевизоров, транзисторных радиоприемников, магнитофонов…

Самое страшное, когда вещами становятся вечно живые явления человеческого духа.

Глава третья

ПАРАДОКСЫ

В одном доме. «Сатирикон». Религиозный Клондайк. Благочестивый цинизм. Интерьер духовности.

Человек на трибуне. Шекспир в меняющемся мире. Бледнеют ли наши чувства?


1

Когда от моего старого школьного товарища ушла жена, он решил умереть. По телефону, в непосредственном общении и даже письменно он оповещал наиболее симпатичных ему людей, что умрет непременно, потому что имеет несчастье быть именно той избранной натурой, которая не хочет и не может жить после ухода любимой женщины. И хотя в наш рассудочный век от любви умирают не часто, настойчивость, с которой он твердил про это, внушала тревогу. Ее углубляли и особенности его биографии. С детства он был на редкость увлекающимся человеком: в школьные годы обожал театр, читал восхищенным девочкам Ростана; потом поступил в медицинский институт, по окончании которого усердно потрошил собак в аспирантуре; затем его качнуло на физмат — это была пора повального увлечения физикой, — но не успел он дотащиться до пятого курса, как выяснилось, что работа с собаками весьма перспективна, и его убедили к ней вернуться. Он стал биологом, но в последние годы все чаще поговаривал о том, что устал от науки и опять «тянет к Ростану»…

Эти подробности его биографии почему-то убеждали нас в том, что он умереть от любви может. Опасаясь за его жизнь, мы, бывшие одноклассники, не видевшиеся до этого годами, теперь в течение нескольких недель не оставляли его одного по вечерам. Он читал нам Ростана и повествовал с отрешенным лицом о сегодняшней «царице наук» — биологии. Мы помнили его милым мальчиком и самоотверженно дежурили поэтому теперь у романтического одра покинутого мужа.

Но он не умер. Он женился опять. На женщине, владеющей пятью языками. Когда стало ясно, что ни кинжалом, ни ядом он не попытается ускорить уход из жизни, мы разбрелись, вернувшись к собственным делам.

Однажды он мне позвонил, сообщил, что хочет собрать «лицеистов» опять — на этот раз по радостному поводу: построил трехкомнатную кооперативную квартиру, в которой царит «она», его новая любовь. «Из незнакомых, — доверительно шепнул он в трубку, — будет родственник жены, психолог-лингвист, — для определения характеров гостей по текстам». Я догадался, что это идея царицы дома.