Лошадь шла быстрым галопом. Израил не заметил Китти и промчался в открытые ворота.
«Что-то стряслось», — встревожилась она.
И поспешила к хижине Джемины и Фландерса Кэллоувэев. На крыльце стояла Элизабет Кэллоувэй, готовая немедленно уйти: все знали, что она никогда не оставалась в хижине, если к Джемине приезжали ее родственники.
— Израил приехал, — сообщила она Китти. — Говорит, что Ребекка рожает, но возникли трудности.
Китти проскользнула мимо Элизабет в комнату. Израил настаивал, чтобы больная Джемина снова легла в постель.
— Нет! — упрямо возражала она, и глаза ее блестели от лихорадки.
— Ты никуда не поедешь! — сердился Израил. — В таком виде ты ей ничем не поможешь!
— Что случилось, Израил?
— Мама уже давно пытается разродиться, Китти… со вчерашнего дня. — На его широком добродушном лице отразилась тревога, на подбородке была заметна небольшая светлая щетина. — Девочки — ни Лавиния, ни Бекки — не знают, что делать.
Китти вспомнила, что девочкам сейчас должно быть не больше четырнадцати-пятнадцати.
Джемина, скрипнув зубами, со слезами на глазах снова попыталась подняться.
— Лежи-ка на месте! — приказала ей Китти. — Я сама поеду с Израилом.
— И я тоже.
Голос прозвучал от двери. Обернувшись, они к своему изумлению увидели Элизабет Кэллоувэй.
Под их вопросительными взглядами она сцепила на животе руки с длинными пальцами и безразлично пожала плечами.
— Я принесла в этот мир немало младенцев и знаю, что говорю.
— Ах, как мне благодарить вас за все, Элизабет! — срывающимся голосом воскликнула Джемина и расплакалась.
— Успокойся, успокойся, — Элизабет подошла к ней ближе. — Сейчас соберу все необходимое, — бросила она Израилу.
Когда они приехали в маленький форт, уже почти наступила ночь. Дэниэл-Морган, только что вернувшийся с охоты, открыл перед ними ворота и едва они въехали, задвинул большой засов: семья теперь не могла позволить себе беспечности — Дэниэл-старший был слишком лакомой добычей для шоуни.
Китти первой вошла в тускло освещенную хижину. Когда глаза привыкли к темноте, возле камина она различила двух девочек, Лавинию и Бекки, наливавших из кастрюли горячую воду. На их лицах застыло смятение. Измученная Ребекка лежала под одеялом на широкой кровати в углу, подтянув к себе колени. Ее запавшие глаза были обведены темными полукружьями. Роженица, увидев Китти, слабо улыбнулась.
— Китти… как я рада, что ты приехала… — и, заметив Элизабет, осеклась. Помолчав немного, Ребекка протянула навстречу ей руку, и Элизабет, быстро подойдя к кровати, пожала ее. Женщины обнялись и долго не выпускали друг друга из объятий.
