Иностранец, знающий английский язык, в захолустьях Йоркшира или на задворках Уайтчепела окажется в подобном затруднительном положении — это так*. Но здесь дело другое. В случае с Германией, по-своему говорят не только в деревне или среди безграмотных. В каждом районе есть фактически свой собственный язык, которым гордятся и который поддерживают. Образованный баварец признает, что с академической точки зрения северо-немецкий более правилен. Но будет по-прежнему говорить на южно-немецком и учить ему своих детей.
С течением времени, я думаю, Германия разберется с этой проблемой — начнет говорить по-английски. В Германии говорит по-английски любой мальчик и любая девочка (кроме крестьянских). Будь английское произношение не таким капризным, нет никакого сомнения, что в течение буквально нескольких лет английский, можно утверждать, превратился бы в международный язык. Все иностранцы признают, что английскую грамматику учить проще всякой другой. Немец, сравнивая английскую грамматику со своей, где каждое слово в каждом предложении подчиняется по меньшей мере четырем разным независящим друг от друга правилам, утверждает, что в английском языке грамматики нет вообще. (Немало англичан, похоже, пришли к такому же заключению, но они ошибаются. На самом деле в английском языке грамматика есть, и когда-нибудь наша школа сей факт признает; грамматику станут преподавать, и она, возможно, проникнет даже в круги писателей и журналистов.)
В настоящее же время нам, как видно, приходится соглашаться с иностранцами, что эта грамматика — величина пренебрежимо малая. Камень преткновения на пути к прогрессу — произношение. Английская орфография, как представляется, создавалась главным образом с целью скрывать истинное произношение. Это талантливая идея, рассчитанная на то, чтобы обуздать самоуверенность иностранца (иначе он выучил бы всю английскую орфографию в течение года).
В Германии языки преподают совсем не так, как у нас, и как следствие, когда немецкий юноша или немецкая девушка оканчивает в возрасте пятнадцати лет гимназию или среднюю школу, чадо в состоянии понимать тот язык, которому обучалось, и на нем разговаривать. У нас же в Англии практикуется метод, которому, в смысле того, как добиться минимально возможного результата при максимально возможных затратах денег и времени, равных, может быть, нет.
Мальчик-англичанин, окончив приличную среднюю школу, в состоянии поведать французу (медленно и с большим трудом) о тетушках и садовницах (беседа, которая человека, не имеющего, возможно, ни того ни другого, скорее всего, утомит). Не исключено, что такой мальчик (если он семи пядей во лбу) сможет сообщить который час или сделать несколько осторожных замечаний насчет погоды. Он, без сомнения, в состоянии повторить наизусть внушительное количество неправильных глаголов (только, по правде сказать, не всякого иностранца заинтересуют собственные неправильные глаголы, озвученные устами молодого британца). Также он, возможно, припомнит стопку абсурдно подобранных французских идиом (каких ни один современный француз никогда не слышал и не поймет, если услышит).
