Джордж сдулся (он не обладает подлинным мужеством), и сдулся некрасиво. Он сказал, что если мы такие подлые и коварные, настолько вероломные, чтобы опуститься до такой мелочной выходки, ему, конечно, ничего другого не остается, и что, если я не собираюсь кончать всю бутылку кларета единолично, он попросил бы об одолжении оставить ему стаканчик. Он также добавил, несколько нелогично, что да и ради бога; принимая во внимание, что Этельберта и миссис Гаррис — обе женщины с головой, они все равно не поверят, что такое предложение могло изойти от него, Джорджа, и останутся о нем лучшего мнения.
Выяснив этот незначительный момент, оставалось решить вопрос: какого рода обстановку нам выбрать для перемены?
Гаррис, как обычно, стоял за море. Он сказал, что знает яхту — как раз что надо; с ней можно будет управиться самостоятельно, без толпы криворуких лентяев, которые будут слоняться вокруг, на которых придется вдобавок тратиться и которые всю романтику дела только угробят. Дайте ему проворного мальчишку, и он вообще сам ее поведет.
Эту яхту мы знали, о чем ему прямо и заявили. Как-то раз мы на ней уже ходили. Она провоняла трюмной водой и водорослями, больше никаких запахов на ней не было; обычный «морской воздух» там не валялся рядом (чтобы подышать «морским воздухом» с таким же успехом, проще было отправиться на ту же неделю в лаймхаусский док*). От дождя там укрыться негде: кают-компания там — десять футов на четыре (причем половину занимает плита, которая, когда вы пытаетесь ее зажечь, распадается на фрагменты). Ванну вам приходится принимать на палубе (причем всякий раз когда вы вылезаете из лоханки, полотенце улетает за борт). Всю заслуживающую интереса работу выполняют Гаррис с мальчишкой (они тянут парус, берут рифы, отдают якорь, кренгуют яхту и все такое), а мы с Джорджем — скобли картошку да драй посуду.
— Ну что ж, — сказал Гаррис. — Возьмем тогда нормальную яхту, со шкипером, и шиканем как следует.
Против этого я запротестовал также. Я такого шкипера знаю. По представлению такого шкипера, «ходить на яхте» — значит лежать в дрейфе (как он это называет, «в виду берега»), где он без затруднений мог бы сообщаться с женой и семейством, не говоря о любимой пивной.
Несколько лет назад, когда я был зелен и неискушен, я как-то нанимал яхту. На этот дурацкий поступок меня толкнуло стечение трех обстоятельств: мне неожиданно повезло; Этельберта выразила желание подышать «морским воздухом»; как раз на следующее утро, прихватив случайно в клубе номер «Спортсмена», я наткнулся на следующее объявление:
