Члены этих студенческих объединений занимаются главным образом тем, что дерутся между собой или с представителями конкурирующих корпораций, братств или землячеств. Эти драки — знаменитая немецкая «мензура».
Про мензуру писали часто и обстоятельно, так что я не собираюсь наводить скуку на своих читателей, вдаваясь в какие-либо подробности. Я выступлю просто как импрессионист и напишу просто о впечатлениях со своей первой мензуры — я уверен, первое впечатление правильнее и полезнее мнений, притупленных в результате обмена соображениями или оформленных под чьим-то влиянием.
Испанец или француз-южанин попытаются вас убедить, что бой быков — мероприятие, введенное главным образом на пользу быкам. Бык, который, по вашему представлению, кричал от боли, всего лишь только смеялся забавному зрелищу своих внутренностей. Ваш французский или испанский друг противопоставит его возбуждающую великолепную смерть на арене хладнокровной жестокости живодерни, и вы, если позволите вешать лапшу себе на уши, вернетесь с намерением развернуть пропаганду за введение в Англии боя быков в помощь институту рыцарства.
Нет сомнений, Торквемада был убежден в гуманности инквизиции*. Тучному джентльмену, страдающему, возможно, от мускульного ревматизма, час-другой на дыбе пойдет только на пользу. С дыбы он сойдет с расправленными суставами (с более гибкими, можно сказать) — каких у него не было с детства. Английский охотник считает, что лисе должны завидовать все звери. Ей предоставлен день превосходного развлечения, совершенно бесплатно, и весь этот день она находится в центре внимания.
Привычный глаз не видит того, чего не желает. Каждый третий немец, которого встречаешь на улице, по-прежнему носит и будет носить до своей смерти следы тех двадцати-ста дуэлей, на которых дрался во дни своего студенчества. Немецкие дети играют в «мензуру» в детском саду, репетируют ее в гимназиях. Немцам пришлось убедить себя, что в ней нет жестокости, ничего оскорбительного, ничего унизительного. Их аргумент: это учит немецкую молодежь храбрости и хладнокровию. Пусть даже так, но такой аргумент, особенно в такой стране, где каждый человек — солдат, может показаться предвзятым. Сравнится ли доблесть дуэлянта с доблестью воина? Сомнительно. Напором и куражом на поле брани добьешься гораздо большего, чем неблагоразумным пренебрежением к собственной участи. От немца-студента, по существу, потребовалось бы гораздо больше мужества от драки отказаться. Он дерется не для собственного удовольствия; он дерется из страха перед общественным мнением, которое отстало на двести лет.
