— Вот мы вас и догнали! — обратился к нему Монтесо. — Добрый день, сеньор! Разрешите представить вам немецкого кабальеро, о котором я вчера вам рассказывал.
Мужчина был одет в широкие синие брюки и точно такую же куртку. Жилет его был белого цвета, как и шарф, которым он обвязал талию, из-под шарфа виднелись нож и пистолет. К седлу было подвешено ружье. Он снял с головы шляпу, приподнялся в стременах и приветствовал меня:
— Мо-е по-чте-ние, су-дарь!
Прозвучало это на ломаном немецком языке, примерно таким тоном попугай выговаривает затверженные им слова.
— Вы говорите на моем родном языке? — спросил я по-испански.
— Нет, — ответил он тоже по-испански. — Мне знакомо лишь это приветствие, я заучил его в Буэнос-Айресе, где общался с немцами. Мне захотелось порадовать вас звуками вашей родной речи. Смею ли я надеяться, что вы одобрительно отнесетесь к моему желанию составить вам компанию?
— Для меня любой честный человек — желанный гость.
— Вы снимаете у меня камень с сердца. Я вам очень признателен!
Он протянул мне руку, а я подал ему свою. Мнимому криминалисту было не больше тридцати лет. Судя по лицу, я бы никогда не сказал, что он мужественный и даже отчаянный человек. Гораздо больше он походил на плутоватого труса, который действует исподтишка.
Мы поехали дальше. Йербатеро держались позади нас. Им, наверное, думалось, что было бы невежливо не пропустить вперед обоих благородных господ. Таким образом, мы были вынуждены время от времени обмениваться какими-то репликами, однако вскоре я заметил, что комиссар ничуть не дорожит моим обществом. Он был необычайно скуп на слова, очевидно опасаясь, что, разболтавшись, может выдать себя.
Поскольку я неожиданно вернулся в город, Монтесо не успел выслать вперед двух своих человек, что он намерен был сделать ради моей безопасности. Сейчас этого вообще не требовалось, ведь мы находились в степи, и вся местность отлично просматривалась издали. Свое внимание я уделял в основном окрестностям, что очень радовало комиссара. Лошади у моих спутников бежали резво, потому что те без устали подгоняли их; что же до моего гнедого, то он готов был пулей умчаться вперед, и мне, наоборот, приходилось резко осаживать его.
Еще до полудня мы добрались до нескольких невысоких холмистых гряд, на которых кое-где виднелись отдельные скалы. Эти гряды были отрогами Кучильи, нам надо было перебраться через нее. Час спустя мы увидели по правую руку от себя поселение, название которого теперь уже выпало у меня из головы. Впереди, на некотором расстоянии от него, располагалось довольно большое здание — Монтесо назвал его почтовой станцией.
