— Вы жили на мельнице?
— Да. В просторном доме прямо на берегу реки. Матери там не нравилось из-за сырости и еще из-за одиночества. Родители не очень хорошо ладили. Вернее, совсем не ладили. Отец зарабатывал много денег. Но пил. Весь день в пыли среди мешков с мукой, представляете?
— Вполне.
— Однажды вечером по так и не установленной причине загорелся склад. Ходили разговоры об умышленном, с целью получить страховку, поджоге. Короче, когда пожарные приехали, сгорело уже все. И в довершение несчастий в огне погиб служащий отца.
— Вы тогда находились дома?
— Нет. В пансионе «Четырехруких братьев», как его называли в Мане. Ничего не видел.
— Сколько вам было лет?
— Семь.
— Как вы ко всему этому отнеслись?
— Эти события у меня в памяти покрыты какой-то пеленой. Надо вам сказать, что меня забрали из школы и я стал жить у старшей сестры матери Элоди. Было проведено следствие. Виновным признали отца. Он отправился в тюрьму, а мать в состоянии глубокой депрессии поместили в лечебницу, где она через два года умерла.
Жантом затушил окурок и попытался изобразить улыбку.
— По воскресеньям, — продолжал он, — тетя водила меня утром в лечебницу поцеловать мать, а после обеда в тюрьму повидаться с отцом. Это я помню довольно хорошо. Я совершал путешествие по комнатам для свиданий.
— Скажите откровенно… рассказывая об этом, вы не испытываете внутреннего волнения?
— Нет! Доктор, уверяю вас… Впрочем, можете пощупать пульс. Он в порядке. Что было, то прошло.
— Хорошо. Продолжайте. Что стало с отцом?
— Вы спрашиваете. Через несколько лет он вышел из тюрьмы и совершенно спился. Умер много лет тому назад.
— Значит, вас воспитывала тетя.
— Не совсем. Скорее Жюльенна, ее старая служанка. Тетя была не замужем и все свое время посвящала животным. В доме их водилось множество. В определенном смысле и я был брошенным животным, но дети ее не интересовали. Практически она отдала меня на попечение Жюльенны.
— Подождите, не так быстро. Вы — интересный случай, мсье Жантом. Какие у вас сложились отношения с тетей?
— Думаю, что отвратительные. Не люблю женщин, отдающих себя целиком глупым увлечениям.
— Не стоит говорить об этом. Итак, о вас заботилась добросердечная служанка. Вы ходили в лицей?
— Да. Учился я хорошо. Но никогда не чувствовал в себе уверенности. Ведь одно мое имя вызывало самые разнообразные толки. Стоило только кому-нибудь на меня пристально посмотреть, и я сразу замыкался в себе. Даже тетя, разговаривая со мной, жалостливо покачивала головой.
