Почему выгнали, он мне не сказал. Я боялась произнести слово, так как Иосиф Виссарионович впервые говорил мне о себе. Помолчав, он продолжил: «В семинарию принимали только детей богатых. Для меня до сих пор тайна, с чьей помощью я попал туда. Моя мать хотела сделать из меня священника. Она считала, что духовное звание обеспечит мне спокойную жизнь и достаток…»
В этот момент мы заметили едва видимую тень спрятавшегося охранника. Сталин мгновенно выхватил из кармана револьвер (вероятно, тот, из которого застрелил свою жену Надежду Аллилуеву). Молодой, лет двадцати, парень вышел из укрытия.
— Фамилия, сукин сын! Какое отделение?
— Товарищ Сталин, я получил приказ охранять вас от внутренних и внешних врагов! Ягода лично мне доверил такую честь, — отрапортовал солдат, стоя по стойке «смирно».
Сталин достал из кармана свисток. Примчался комендант.
— Заберите отсюда этого идиота, — сказал ему Сталин. — Последний раз говорю: если еще раз замечу за собой слежку — убью на месте!
— Товарищ Сталин, простите, ваши указания будут выполнены, — униженно отвечал комендант.
— Прогоните отсюда этого дебила! Не хочу больше ничего слушать!
Все еще взбешенный, повернулся ко мне:
— Вера Александровна, не обращайте на меня внимания, идите купаться.
Я послушно ушла. После купания, когда мы встретились, он сказал:
— Я сдержал свое слово: привез вам американские противозачаточные таблетки. Но не давайте их никому, женщины в нашей стране должны рожать. Необходимо, чтобы у нас возросла численность населения, — и без малейшего перехода добавил: — Верочка, вы сегодня будете хозяйкой дома. Мы пригласили на ужин наших товарищей. Вы всех знаете.
— Что мне надеть, Иосиф Виссарионович? — я принесла показать черное и синее платья и два английских костюма. Довольный тем, что прошу у него совета, усмехнулся и сказал:
— Наденьте черное, оно вам очень к лицу.
Гости здоровались со мной, как со старой знакомой. Специально, чтобы подчеркнуть маленький рост Ежова, Сталин посадил его около меня. Он всегда использовал в своих интересах слабости и особенно физические недостатки своих компаньонов.
— Товарищи Каменев и Зиновьев снова начинают путаться у нас под ногами, — сказал Маленков после второго блюда.
— Объясните, в чем дело? — осторожно спросил Сталин.
— Эти цепные псы организуют новую оппозицию.
— Мы им скоро покажем оппозицию… — сухо заметил Киров. — Они поймут наконец, что такое настоящие большевики.
— Не вижу смысла ждать, — процедил сквозь зубы Ежов. — Я буду самым счастливым человеком, когда собственноручно вырву язык Бухарину. Он слишком много говорит, вообразил себя миротворцем, великим теоретиком марксизма, но его речи — это просто обычная болтовня…
