— Я не возьму этот рисунок, — завопила я.
— А зря, — невозмутимо возразила Елена. — Это лучший рисунок, он великолепен.
Я не послушалась. Оставив рисунок дома, я в бешенстве убежала в школу, напоследок крикнув:
— Мне все равно, даже если он влепит мне двойку.
— Твоя мама сказала, что ты забыла свою домашнюю работу и просила передать тебе ее до урока, — сказала секретарша, войдя в класс сразу после звонка, одновременно с Виареджо. И положила мне на парту рисунок.
Подошел Виареджо. Взглянув лишь раз, он зажмурил глаза, взял меня за руку и склонился надо мной, словно пытаясь защитить. Я, ни жива ни мертва, уставилась в парту. Оценки Виареджо ставить не стал, просто перешел к другому ученику. За весь урок он ни разу не взглянул в мою сторону.
После звонка он подошел ко мне и очень вежливо попросил передать картину ему на хранение.
— Это более, чем прекрасно, — восторгался он, — Это вообще лучшее, что может быть, — и из его глаз хлынули слезы.
На вечеринке по случаю окончания восьмого класса он подошел ко мне и попросил, чтобы я потом зашла к нему.
— На небольшой разговор, — произнес он, погладив меня по голове. — Буду ждать тебя в учительской.
Страх, стыд, дикое смущение охватили меня, и я сбежала в самом начале вечера.
Впоследствии мне рассказывали, что он ждал в учительской до самого конца праздника, пока сторож не начал закрывать школу.
Виареджо я больше не видела, а Елена продолжала рисовать, правда, теперь только на висевших у нас картинах и иногда на альбомных фотографиях. В районе еще долго ходили слухи о гениальной художнице Элизабет и о том чудаке-учителе, что в нее влюбился.
Май 1992 года
Летним вечером в пляжном ресторане к моему столику подошел незнакомец. Он представился как Моти Вальдриц.
— Тебя зовут Элизабет, — сказал он и прежде, чем я успела что-то ответить, добавил: — Я — сын Ривки, мы с тобой жили в одном районе.
— А я — Авива, его жена, — представилась стоявшая рядом с Моти красавица и мило улыбнулась.
Моти сказал:
— Авива — художница. А кем стала ты? Ты всегда так замечательно рисовала. Еще рисуешь?
Жене он сказал, что я была «лучшей художницей района».
— Я знала вашего гениального преподавателя, Габриэло Виареджо, мир праху его, — с грустью произнесла Авива. — Несколько лет я училась у него живописи. Вы же совсем ничего не знали. — Она взглянула на нас с упреком. — Виареджо происходил из очень известной семьи итальянских художников и коллекционеров живописи, которые пали жертвами Катастрофы. Сам он в то время работал реставратором, и это спасло ему жизнь.
