Морис молчал, Женевьева о чем-то думала. Она обрывала лепестки букета, который держала в руке, опирающейся на руку Мориса.
— Что с вами? — спросил вдруг Морис. — Что вас так огорчило?
Женевьева могла бы ему ответить: «Мое счастье».
Она посмотрела на него своим нежным и поэтичным взором.
— А вы сами, — сказала она, — разве вы сегодня не более грустны, чем обычно?
— Я, — сказал Морис. — У меня есть причина быть грустным, а вы?
— Вы несчастны?
— Конечно. Разве вы никогда по моему дрожащему голосу не замечали, как я страдаю? Разве не случалось, что во время беседы с вами или вашим мужем мне приходилось вставать, как будто мне не хватало воздуха, и выходить, ведь мне казалось в такие моменты, что моя грудь вот-вот разорвется?
— Но, — спросила смущенная Женевьева, — чем вы объясняете это страдание?
— Если бы я был кокеткой, — сказал Морис, горько засмеявшись, — я бы сказал, что у меня расшалились нервы.
— А сейчас вы тоже страдаете?
— Очень, — сказал Морис.
— Ну, что же, тогда будем возвращаться.
— Уже?
— Конечно.
— Ах, да! Правда, — прошептал молодой человек, — я и забыл, что мсье Моран должен вернуться из Рамбуйе до наступления сумерек, а уже смеркается.
Женевьева посмотрела на него с упреком.
— Опять! — сказала она.
— Почему же в прошлый раз вы так расхвалили мне мсье Морана? — спросил Морис. — Это ваша вина.
— А с каких это пор, — спросила Женевьева, — перед людьми, которых ценишь, нельзя говорить того, что думаешь о человеке достойном уважения?
— Слишком сильно это уважение, раз оно заставляет вас так ускорить шаги из боязни опоздать на несколько минут.
— Сегодня вы крайне несправедливы, Морис. Разве я не провела с вами часть дня?
— Вы правы, я и правда слишком требователен, — вновь начал Морис, отдаваясь раздражению. — Пойдем к мсье Морану, пойдем!
Женевьева чувствовала, как досада переполняет ее сердце.
— Да, — сказала она, — пойдем к мсье Морану. Он, по крайней мере, друг, который никогда не доставляет мне неприятностей.
— Да, такие друзья всегда ценны, — сказал Морис, задыхаясь от ревности, — и я гоже хотел бы иметь таких.
В это время они уже шли по большой дороге, горизонт алел в последних лучах заходящего солнца, которые играли на позолоченной резьбе собора Инвалидов. И первая звезда, та самая, что в прошедшие вечера уже привлекала взор Женевьевы, засияла в темной синеве неба.
Со смиренной покорностью Женевьева выпустила руку Мориса.
— Что с вами? Вы и меня заставляете страдать, — сказала она.
