— Он отсюда не двигался.
Это предположение, высказанное Морисом так уверенно, было встречено всеобщим удивлением.
— Вы вероятно высказываете лишь свое предположение, гражданин? — спросил Моран.
— Нет, это реальный факт.
— О! — произнеси Женевьева. — Не могу этому поверить, гражданин, это было бы непростительной неосторожностью.
— Вы женщина, гражданка, стало быть должны понимать, что у человека с характером де Мезон-Ружа должно быть нечто, заставляющее его не думать о собственной безопасности.
— И что же ставит его выше страха лишиться жизни таким ужасным способом?
— Бог мой! Любовь, гражданка, — ответил Морис.
— Любовь? — повторила Женевьева.
— Несомненно. Разве вы не знаете, что шевалье де Мезон-Руж влюблен в Антуанетту?
Раздались два-три неуверенных смешка, робких и вымученных. Диксмер посмотрел на Бориса так, будто пытался проникнуть в его тайные мысли. Женевьева чувствовала, что слезы застилают ей глаза, а пробежавшая по телу дрожь, не ускользнула от Мориса. Гражданин Моран пролил вино из бокала, который в этот момент подносил к губам, и его бледность ужаснула бы Мориса, если бы все внимание молодого человека в этот момент не было сосредоточено на Женевьеве.
— Вы взволнованы гражданка, — прошептал Морис.
— Разве вы не говорили, что я пойму, потому что я женщина? Нас, женщин, всегда трогает такая преданность даже идущая вразрез нашим принципам.
— А преданность шевалье де Мезон-Ружа еще более привлекательна, — сказал Морис, — уверяют, что он никогда не говорил с королевой.
— Послушай, гражданин Линдей, — сказал человек, тяготеющий к крайним мерам, — мне кажется, и позволь уж мне сказать об этом, что ты слишком снисходителен к этому шевалье.
— Сударь, — сказал Морис, возможно намеренно используя слово, переставшее ее быть в употреблении, — я всегда восхищаюсь натурами гордыми и мужественными, что не мешает мне бороться с ними, когда я встречаю их в рядах своих врагов. Я не теряю надежды встретиться когда-нибудь с шевалье де Мезон-Ружем.
— И? — произнесла Женевьева.
— И, если я его встречу, то сражусь с ним.
Ужин был закончен. Женевьева, поднимаясь из-за стола, подала всем пример,
В этот момент раздался бой часов.
— Полночь, — холодно произнес Моран.
— Полночь! — воскликнул Морис. — Уже полночь!
— Это восклицание радует меня, — сказал Диксмер. — Оно доказывает, что вам не было скучно, и вселяет надежду, что мы встретимся вновь. Это дом доброго патриота и он открыт для вас, и смею надеяться, что вы скоро убедитесь и в том, что это дом друга.
