— Конечно, — подтвердил сапожник, — правильно, хозяева знают фамилии своих рабочих. А вот и гражданин Диксмер, он владелец кожевенной мастерской, у него более пятидесяти рабочих, и он сможет сообщить нужные вам сведения.
Морис повернулся и увидел высокого роста буржуа, со спокойным лицом, в богатой одежде, свидетельствовавшей о процветании его дел.
— Только, как заметил гражданин сапожник, — продолжал буржуа, — нужно знать его фамилию.
— Я сказал: Рене.
— Рене — ведь это имя, которое дают при крещении, а я спрашиваю фамилию. Все рабочие записаны у меня по фамилиям.
— Честное слово, — ответил Морис, которого этот допрос уж начинал выводить из себя, — я не знаю его фамилии.
— Как, гражданин, — сказал буржуа с улыбкой, в которой Морису почудилось больше иронии, чем тому хотелось бы, — ты не знаешь фамилии своего друга?
— Нет.
— В таком случае, ты его, по всей вероятности, не найдешь.
И буржуа, грациозно поприветствовав Мориса, сделал несколько шагов и вошел в один из домов на старинной улочке Сен-Жак.
— Да, действительно, если ты не знаешь фамилии… — произнес сапожник.
— Да, не знаю, — ответил Морис, который был раздражен и недалек от того, чтобы выплеснуть свое дурное настроение в ссоре. — Ты что-нибудь имеешь против?
— Ничего, гражданин, совсем ничего. Только, если ты не знаешь фамилии своего друга, то, как заметил гражданин Диксмер, скорее всего не найдешь его.
И сапожник вернулся в свою каморку, пожав плечами.
Морису очень хотелось взгреть гражданина сапожника, но тот был стар, слабость и спасла его. Будь он лет на двадцать помоложе, Морис устроил бы ему незабываемый спектакль равенства перед законом, но неравенства перед силой.
Тем временем на город опускалась ночь, догорали последние отблески уходящего дня.
Морис решил воспользоваться остатками света уходящего дня и пошел вглубь первой улочки, затем — вглубь второй. Он осматривал каждую дверь, исследовал каждый закоулок, заглядывал в каждый палисадник, взбирался на каждую стену, смотрел сквозь каждую решетку, в каждую замочную скважину, стучал в двери пустых лавок, не получая ответа. Так он потратил около двух часов на бесполезные поиски.
Пробило девять часов вечера. Было совершенно темно. Не слышно было ни звука, не было заметно ни малейшего движения. Казалось, в этом пустынном квартале жизнь прекратилась вместе с уходом дня.
Отчаявшись, Морис собрался было возвращаться, как вдруг в узком проходе блеснул какой-то свет. Морис углубился в темный переулок, не заметив, что в тот же момент чья-то любопытная физиономия, уже с четверть часа следившая за каждым его движением, спрятавшись в деревьях, возвышающихся над стеной, поспешно исчезла.
