— Да, — восклицает Феро[10], — проголосуем, чтобы все знали людей, которые хотят убить невиновных именем закона.
Конвент проголосовал и большинством провозгласил: 1. необходимы присяжные; 2. присяжные назначаются в равном количестве от каждого департамента; 3. их кандидатуры утверждаются Конвентом.
В тот момент, когда это приняли, послышались громкие крики. Конвент был привычен к визитам черни. Участники заседания поинтересовались, чего от них хотят. Им ответили, что прибыла депутация от волонтеров, которые отобедали на Хлебном рынке и теперь требуют разрешения пройти торжественным маршем перед Конвентом.
Тотчас же открылись двери и шестьсот полупьяных мужчин, вооруженных саблями, пистолетами и пиками, под рукоплескания прошли маршем, громкими возгласами требуя смерти предателям.
— Да, друзья мои, — ответил им Колло д’Эрбуа[11], — невзирая на интриги, мы вас спасем, вас и Свободу!
После этих слов он бросил взгляд на жирондистов, взгляд, дававший понять, что опасность для них еще не миновала.
Когда заседание Конвента закончилось, монтаньяры разошлись по клубам, побежали к кордельерам[12] и якобинцам, предлагая им объявить предателей вне закона и убить их этой же ночью.
Жена Луве[13] жила рядом с Якобинским клубом на улице Сент-Оноре. Услышав крики, она спустилась вниз, вошла в клуб, и услышав предложение покончить с жирондистами, поспешно возвратилась домой, чтобы предупредить мужа. Вооружившись, Луве бросился от одного дома к другому, чтобы оповестить друзей, но никого не нашел. От одного из слуг он узнал, что все они у Петиона[14]. Тотчас направился туда и застал их спокойно обсуждающими декрет, который предполагалось представить на следующий день, в надежде, что, используя случайное большинство, удастся его принять. Луве рассказал, что замышляют против них якобинцы и кордельеры, и призвал принять действенные меры.
Тогда поднялся всегда спокойный и невозмутимый Петион, подошел к окну, открыл его, посмотрел на небо, протянул руки за окно и, взглянув на намокшую ладонь, сказал:
— Идет дождь. Сегодня ночью ничего не будет.
Через это полуоткрытое окно донеслись последние отзвуки часов, пробивших десять.
Вот что происходило вечером 10 марта и было причиной того, что дома, предназначенные для живых, в сыром мраке и зловещей
тишине, стали темными и немыми, как склепы, населенные мертвецами.
И лишь патрули национальной гвардии с разведчиками, идущими впереди со штыками наперевес, тесные ряды кое-как вооруженных волонтеров, жандармов, осматривающих каждую подворотню и заглядывающих в каждую приоткрытую дверь, можно было встретить на улицах, насколько все инстинктивно понимали, что замышляется что-то неведомое и ужасное.
