Настырность Кирилла, больная вне сомнения, все более отвращала и по другой причине. Она мне казалась пародией на меня самого, еще совсем недавно подозревавшего Хромополка в том же грехе. Правда, тягаться с Кириллом — задача непосильная. Но неисповедимы пути нашей психики. Их финты часто непредсказуемы и не всегда управляемы здравым смыслом. Понимая, что любой, с таким стажем коммунистической жизни, как у нас, был бы с легкостью пойман на эту наживку, я все же был уверен, что если Кирилл — и пародия на меня, то чрезмерно гротескная и злая.
— Нина твоя, — говорит Хромополк, — похожа на татарку.
— На татаро-монгольское иго, — говорю я.
— Вот именно, — говорит он и между прочим вставляет нечто о том, что согласно новым историческим раскопкам никакого ига в России не было, а было просто сотрудничество и добрососедство. Знаю ли я об этом?
Да, знаю. Где-то уже об этом читал. Но слышать это из его уст, не буду врать, приятно. Поэтому молчу, не перебиваю, а слушаю, причем с некоторым открыто подчеркнутым вниманием, и пока слушаю, ловлю себя на довольно сволочной штуке. Чем больше его высказывания приближены к моим собственным мыслям, тем симпатичнее он мне кажется.
Он закончил изложение идеи, отрицающей трехсотлетнее татарское иго на нашей святой Руси, а я все молчал, гадая, о чем раньше его спросить. О том, откуда он все это знает, или о том, есть ли при нем фотография его отца. Второй вопрос волновал меня больше, хотя первый был и логически, и этически уместнее.
— Нет ли у тебя, часом, фотографии твоего отца?
— Нет, а что?
— Ничего. Просто гляжу на твое лунообразное рыльце и думаю, вы, должно быть, тоже из степного рода-племени.
— Кто знает, смешанные браки с ордой были вполне нормальным явлением. А вообще, если хочешь знать, я дико похож на отца.
— Дикий хан-батыйчик.
— Нет, серьезно. У нас есть фото, где он в том же возрасте, почти одно лицо.
— Он что? Тоже гэбэшничал?
— Энкэвэдэшничал.
— Ну да, какая разница? Яблоко от яблони недалеко падает, — сказал я нейтральным тоном, так, машинально, не вкладывая в этот избитый и весьма зловещий в свое время афоризм ни грана суда или какой бы то ни было другой оценки. Даже мысль моя в этот момент была уже не здесь, а где-то там, с Кириллом. Какой же он мудило, этот Кирилл, со всеми его эликсирами и фанатизмом!
— Отец мой, — сказал Хромополк, — не яблоней был, а дубом. Он верил им. Думал, в самом деле, новый мир строит, от контры избавляется. Идеалы, мечту имел. За них и поплатился. Под конец, незадолго до смерти усатого.
