Голдфус вел тихую, скромную жизнь. Дела его, по — видимому, шли не очень хорошо. Об этом говорила и поношенная одежда, правда, всегда хорошо вычищенная и отглаженная, и обстановка его студии, где художник жил и работал. Там было много картин, сюжеты которых в основном были взяты из жизни бедных кварталов Нью — Йорка, и самая необходимая дешевая мебель.
Но у Голдфуса были небольшие сбережения, а когда живопись не могла его прокормить, он принимался за фотографию. Все это давало ему возможность не залезать в долги и аккуратно платить за свою квартиру — студию.
Тихий нрав, приветливость и готовность всегда оказать небольшую услугу или помощь снискали Голдфусу уважение соседей и хозяина дома.
Время от времени Голдфус отлучался на несколько дней из своей студии. Часто это просто проходило незамеченным. Соседи на его отсутствие не обращали внимания. Вероятно, опять поехал на этюды.
Но когда Голдфус уезжал с Фултон — стрит, расположенной в Бруклине, то в другом районе Нью — Йорка, в Манхэттене, в небольшом отеле «Латам», появлялся удивительно похожий на него мистер Мартин Коллинз. Он снимал скромный недорогой номер за двадцать девять долларов в неделю, но бывал в нем мало — часто приходил только ночевать. Никто не знал, чем он, собственно, занимается; служащие отеля считали Коллинза мелким бизнесменом, навещавшим Нью — Йорк по своим делам.
Однажды, ранним июньским утром, стук в дверь разбудил Коллинза, безмятежно спавшего в своем номере. Была душная ночь, и он спал раздетым.
— Кто там?
— Мартин Коллинз? — негромко произнес чей‑то вкрадчивый голос.
Не одеваясь, Коллинз приоткрыл дверь, чтобы узнать, в чем дело. И тут же отлетел в сторону. В комнату ворвались три человека в штатском.
— Хелло, полковник! Мы знаем, кто вы, знаем, зачем приехали и что делали здесь, — сказал один из них.
— Меня зовут Фелан. А это Гэмбер и Бласко. Мы из Федерального бюро расследований и желаем с вами поговорить.
Все трое показали свои удостоверения, вставленные в обложки, предложили Коллинзу сесть на кровать и ответить на их вопросы.
Абель (это был он) встретил внезапное вторжение внешне спокойно. Прежде всего, он попросил разрешения одеться, но ему в этом было отказано.
О чем думали эти люди? Может быть, надеялись, что в таком виде им скорее удастся морально сломить своего противника. Или просто не могли отказать себе в сомнительном удовольствии поиздеваться над попавшим к ним в руки советским офицером? Они не добились ни того, ни другого. Абель держался спокойно и с холодным достоинством.
