Я погружался в море жизни бурном;
Я все постиг, все испытал,
И на челе Урании лазурном
Я тайны чудные читал!
— Какая молодость и какая опытность! — думал Нелегкий. — Он, верно, перелюбил и всех женщин… У него тут и к Полине, и к Алине, и к Серафине, и к Графине!.. Притом же он влюблен в какой-то идеал, называемый Анастазией, который, может быть, еще в пеленках!.. Тут посредством внушения ничего не сделаешь: он привык только к внушениям поэтическим… Попробую посредством впечатлений.
воскликнул вдруг Поэт,—
где ты?.. Как сон исчезли
Мои надежды, сладкий сон!
Как дружно чувства все гигантами полезли
На неприступный твой балкон!..
Но взор твой свергнул их!.. о, как душа страдает
Вдали от невских берегов!..
— Ааа!.. вот что хорошо! вот что кстати! — шепнул Нелегкий. — Так вот что такое Анастазия… Однако ж надо узнать некоторые подробности. Удивительно ли видеть подобную красоту и достоинство и влюбиться! — прибавил Нелегкий над самым ухом Порфирия.
— Видеть! — вскричал Порфирий, — но почти не видеть, взглянуть только, не успеть даже разглядеть — и влюбиться!.. Вот любовь, внушенная свыше!..
— То есть с балкона! — прибавил Нелегкий. — Это чудо! Тут надо особенным образом распорядиться, надо употребить возвышенный, романический способ: сочинить героическую любовь Анастазии!..
Нелегкий свернулся вихрем, закружился по улице и надул что-то в уши бедной дворянке, которая ходила из дома в дом с засаленной челобитной к сиятельным особам.
Она воротилась к окну, подле которого сидел Поэт, вскинула руки, ахнула, вскричала: это он! это он! я нашла его! и — бросилась в дом, вбежала в комнату Поэта, грохнулась к коленам его, обняла их, проговорила: Порфирий, я нашла тебя! умираю у ног твоих!
Она была в камлотовом старом капоте, купавинское изношенное покрывало слетело с ее головы, распущенные волоса раскинулись по плечам.
— Боже мой! — вскричал испуганный Поэт. — Она без чувств! Кто она такая?.. Она назвала меня по имени… Не помню…
Схватив бутылочку лаванды со стола, он начал лить ей на голову, оттирать виски и пульс.
— Порфирий! — произнесла таинственная женщина, приходя в себя. — Порфирий, это ты! о, как я счастлива!
И она устремила на него черные, впалые глаза свои.
— Позвольте узнать… я не имею чести знать… — произнес смущенный Поэт.
— Вы… не узнаете меня! не узнаете! о жестокий!.. — И она зарыдала, закрыла лицо руками… — Жестокий! — повторила она, — зачем же вы пронзили сердце мое своим взглядом, зачем вы поселили любовь в бедную Анастазию!..
