Мастерская Бога | страница 36



Он мелкой злобой осажден.

В нем себялюбие забилось.

Он

Чувством личным побежден.

Ослепший в древнем мщеньи

Яром,

Спешит

Он подлый бунт продлить:

«Сейчас испорчу бюст ударом,

Чтоб на Чугая все свалить».

... Да!

С непочтеньем относился

К скале, что станет головой.

... Да!

На вождя давно косился.

И вслух ругал.

И не впервой...

Давно Лутавин факт имеет –

И собирался донести...


Одним

«Вождя» с Чугаем

«Склеет»

Заходом...

Господи, прости.

Закон отцов суров и краток:

Идеи ради не щади

Ни мать,

Ни сына

И ни брата.

И к цели - падай - да иди!

Ты - избранный

Судьбой и богом –

Не русским. Нет!

Родным - своим.

И голос он услышал строгий:

«Мы вечны.

Мы на том стоим.

Кто служит нам,

Того мы ценим.

И позволяем рабски жить.

А прочих

В жертву нашей цели –

В фундамент мира

Положить...»


Такое, люди, думать надо,

Давно просчитано во всем...

А для Чугая припасен

Был вариант иного склада.

... Когда поземка на скале

Играла их одеждой рваной,

Толпа ворчала:

- Хитрованы.

Мы мерзнем, а они в тепле.

- Подумашь - бюс...

Орлом летаешь.

Срубил - и на порог отца...

- А тут катушку помотаешь

Дык от начала до конца.

И потому-то

В дымке-вате,

Надвинувшейся на крыльцо,

Какой-то скользкий

Хитровато

Дыхнул Лутавину в лицо.

- Пахан сказал –

Замри и слушай -

Не будем разводить речей,

Ты Усачу отрубишь уши,

Пусть впредь

Не слушат стукачей.


Угодно будет

Нам - народу.

А коль не сделашь –

Видит бог –

Получишь, нет ли

Ты свободу,

А пику, - крест, -

Получишь в бок...

Все это высказал Лутавин.

Он гнал слова наперебой,

Когда Чугай его поставил,

Подняв с колен

Перед собой.

Враз

Озарилась ясным светом

Их скрытой жизни полоса,

Хотя не думалось об этом

Ни день назад, ни полчаса.

... Чугай

Прямил тропу вдоль сопки.

Сохатым вспахивал снега.

Нежданно у скалы высокой

Качнулась дальняя тайга.

Чугай споткнулся на бегу:

-Да ты?..

Убью… К едрене фене...

Лутавин сполз и на колени

Перед Чугаем встал в снегу.

Чугай Лутавина померил

Глазами –

Словно отрубил.

Но я Лутавину не верил

И по-ребячьи не любил.

Я понимал -

Он, впрямь, мне чуждый.

Живет,

Меж сильными мечась.

Должно быть,

Сердцем детским чуял:

«... Хиляк... - обманет

В трудный час».

Опять тащилась

Жизнь по кругу,

Справляла таинство свое,

Под мужиков глухую ругань

Работой полнясь до краев.

Опять

С рассвета до заката

В обрямках зековских

Пестры

На сопке голой и покатой

Герои наши жгли костры.

Хрипя вгрызались

В скальник стылый –

Тесали контуры лица.

И,

Наступая с фронта, с тыла,

Гранит рубили без конца.

Казалось,

День и ночь мешались –

Несли то морок, то мороз...

Насколько

Глыба сокращалась –

Настолько