Когда Йен и Бет удалятся в спальню, Йен отпустит слишком уж усердных слуг и сам разденет Бет. Он решил, что должен заснуть и проснуться в ее объятиях.
— Ты меня слышишь? — резко спросил Харт.
Йен разрезал лежавшую в его тарелке рыбу и постарался вспомнить слова, произнесенные Хартом, пока внимание Йена было поглощено Бет.
— Договор, который ты составил в Риме. Ты хотел, чтобы я прочел его и запомнил. Я сделаю это после обеда.
— А много договоров с иностранцами хранится в голове Йена? — спросила Бет.
Ее слова звучали вполне невинно, но глаза у нее смеялись.
Харт сурово посмотрел на нее.
— Договоры часто читаются несколько иначе, когда попадают в руки разных комитетов, но Йен помнит каждое слово оригинала.
Бет подмигнула Йену.
— Я уверена, это прекрасная тема для беседы за чашкой чаю.
Йен не сдержал усмешки. Он уже давно не видел Харта таким раздраженным.
Взгляд Харта обдал его холодом, но Бет не обращала на него внимания.
— Твои чаши не пострадали в дороге? — спросила она Йена.
Сердце Йена забилось быстрее, когда он вспомнил холодное прикосновение фарфора к его пальцам, свое удовлетворение от растерянного лица Мейтера.
— Я распаковал их и расставил по местам. Они прекрасно смотрятся.
— Ты купил еще чашу? — перебил его Харт.
Поскольку Йен ответил не сразу, Бет кивнула:
— Они обе хороши. Одна белая чаша с голубым оттенком и с цветочным рисунком. Рисунки и тонкость фарфора свидетельствуют о том, что он может быть императорским. Это так?
— Безусловно, — ответил Йен.
— Я нашла книгу в Париже, — с лукавой улыбкой объяснила она.
Йен взглянул на нее и забыл обо всем на свете.
Только краем глаза он заметил взгляд Харта, казалось, какое-то насекомое жужжит, мешая ему слышать.
Почему Бет всегда знала, какие слова были нужны ему, и очень точно — когда их произнести? Даже Керри не понимал его так хорошо.
Она видела и впитывала все: роскошную комнату, длинный стол, блестящие серебряные блюда и приборы. Портреты мужчин Маккензи, картины с землями, принадлежавшими Маккензи, и собак Маккензи, и лакеев в белых перчатках.
— Я была удивлена, что у вас нет волынщика, — обратилась она к Харту. — Я представила себе, как мы идем к обеду под звуки волынок.
Харт пренебрежительно посмотрел на Бет.
— В доме у нас не бывает волынок. Слишком громко.
— Отец любил волынки, — сказал Йен. — Но у меня от них начиналась мигрень.
— Отсюда и запрет, — сказал Харт. — Мы не из тех шотландских семей, которые описываются в книгах, не из тех, кто носит палаши и жалеет о временах Красавчика принца Чарли. Королева может построить в Балморале замок и надеть плед, но это не сделает ее шотландкой.
