Распрямившись, он направился к крыльцу, опустил руку в кошелек и прошел вдоль нищенок, бросая по полушке каждой в протянутую руку. Лишь дойдя до попрошайки с зажатой между коленями узловатой клюкой из соснового корня, он молча сжал кулак и склонил голову набок. Бабулька, не получив ожидаемой милости, подняла глаза – и чуть не подпрыгнула на месте, засуетилась, попыталась отбежать в сторону, отчаянно крестясь, но выкрикивая при этом не молитвы, а языческое: «Чур, чур!».
– Куда, старая? – зашипел на нее сквозь стиснутые зубы Андрей. – Я, что, бегать за тобой должен? Ты была в доме оговоренном? Спросила, чего нужно?
– Свят, свят… – перешла на христианские отговорки бабулька. – Ты это… – И вдруг визгливо крикнула: – А ну, перекрестись!!!
– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, – осенил себя знамением боярин, вытянул из-под ворота нательный крестик, поцеловал и опустил обратно. – Господи, спаси, помилуй и сохрани грешного раба твоего Андрея. Ну довольна?
– Свят, свят… – облегченно перевела дух нищенка. – А Андрей – это кто таковой будет?
– Я это, я. Ну спросила?
– Да она, касатик, – перешла на шепот попрошайка, – она тебя за беса сочла! «Бес он, – сказывала. – Во сне ко мне являлся, в зеркале его видела. Как наяву приходил. Бес, истинно бес!» – Бабулька перекрестилась. – То не я, соколик. То она так сказывала.
– Бес?! – Андрей сплюнул: – Вот, черт, придумает тоже!
Он немного подумал, схватил нищенку за руку, потащил за собой, к храму:
– Смотри, бабка, смотри. К образам сейчас любым приложусь. В грехах исповедаюсь. Причастие приму. Внимательно смотри! А то подумаешь, что обманываю…
Он перекрестился, поклонился Божьему дому почти в пояс и вошел внутрь…
Очищение духовное заняло у боярина около получаса. Лютобор требовал от ученика отдавать излишне сильному христианскому Богу все положенные требы – и Андрей не собирался от этого обязательства увиливать. Спустившись с крыльца, кинул нищенке тонкую новгородскую серебряную чешуйку:
– Теперь убедилась? Иди и обо всем, что видела, Людмиле расскажи. Давай, давай, несчастная, иди немедля! Иди же ты!
Попрошайка, прибрав монету, низко поклонилась, развернулась и быстро-быстро застучала клюкой по дорожной пыли. Молодой боярин затянул гнедому подпруги, распутал повод, поднялся в седло и двинулся вслед за ней, держась на некотором удалении. Успокоился он лишь тогда, когда бабулька, подобострастно кланяясь и крестя отворившего калитку холопа, вошла на заветный, закрытый для него двор. Теперь ему снова оставалось только ждать.
