И Андрей его прекрасно понял. Десять дней туда, десять обратно. Это даже без всяких дел они только в середине августа вернутся. А если еще и дела какие-то решать – раньше сентября наверняка не получится. Так ведь еще и тут по возвращении наверняка хлопоты найдутся.
Варю он успел увидеть всего раза четыре, и то мельком. Смог получить с нее два крепких, сладких, искренних поцелуя и опять оказался в седле.
Летний тракт мало чем отличался от зимнего – не считая, конечно, окружающих пейзажей. Вместо снежных полей по сторонам лежали сочные луга или зеленеющие пока хлеба. Леса ныне представляли собой непроницаемые лиственные стены, крыши церквей и монастырей из белых стали золотыми. И все. Ухоженный тракт оставался таким же широким и ровным, как зимой. Точно так же он перескакивал по бревенчатым мостам небольшие речушки, хотя реки пошире приходилось одолевать или вброд, или на паромах. Как раз паромы через Двину, Межу, Истру да ожидание на берегу переправы и отняли наибольшее время, удлинив путешествие почти на полный день. Самое забавное, что Волги на своем пути Зверев даже не заметил.
Москва по сравнению с зимой и вовсе не изменилась. Просто зимой повсюду была желтая слякоть от перемешанного с навозом снега, а теперь от конского и коровьего навоза все вокруг: деревья, траву, едущих издалека путников, лошадей, вал и навес московской городской стены – все покрывала едкая желтая пыль.
Впрочем, за воротами гостей ждал сюрприз: прямо на приезжих, входящих в ворота, смотрели черные стволы двух пушек, вкопанных в землю метрах в двухстах от стены[13 – Дробовики типа царь-пушки вкапывались перед воротами на случай прорыва в них татар или других врагов. Залп полутонным зарядом картечи гарантированно сносил все живое, что могло оказаться на его пути, и, вероятно, позволил бы защитникам выправить положение. А то и просто отбил бы у противника желание соваться на линию огня.]. Андрей, увидев полуметровый смертоносный зев и стоящего над орудиями пушкаря, вздрогнул – но более никто на это нововведение внимания не обращал. То ли привыкли, то ли просто не представляли, что это такое.
Дальше всадники промчались знакомой дорогой, свернули на улицу, на которой стоял двор боярина Кошкина… И обнаружили, что она вымощена дубовыми плашками. Значит, теперь на ней жил некий родовитый боярин. Нетрудно было догадаться – кто.
– Вот тебе и «приют худородных», – довольно отметил Василий Ярославович. – Как мыслишь, сынок, не зазнался ли наш сотоварищ?
