– Я говорю вам, – ответил отшельник, – что еще сейчас мне кажется, будто я вижу его перед собой.
Я засмеялся еще пуще прежнего; он возразил мне:
– Так, значит, умершие не приходят разговаривать с живыми?
– Конечно нет, – ответил я, – кроме как если по случаю какого-нибудь очень важного дела Бог дает им позволение на это, как, например, в том столь поразительном и достойном знания случае, какой произошел с маркизом де лас Навас, говорившим с умершим, которого он лишил жизни; но тот явился вследствие обстоятельств, имевших большое значение для мира и упокоения его души. Это такой случай, что все другие, какие мы находим в старинных книгах, не обладают такой достоверной истинностью, как этот, – за исключением тех, о которых упоминает божественное Писание, – потому что он произошел в наши дни и с таким знатным кабальеро и таким другом истины, в присутствии свидетелей, из которых некоторые еще живы и теперь, – так что ни ему, ни им ничего не стоит подтвердить это, хотя это и без того правда.
– Какой это маркиз? – спросил отшельник.
– Тот, который жив сейчас, – ответил я, – дон Педро Давила.
– Если вашей милости не будет утомительно, – сказал добрый человек, – да даже если и утомительно, расскажите, как это произошло, ибо это такой поразительный случай и произошел он в наши дни, поэтому хорошо, чтобы все о нем знали.
– Он очень широко известен, – сказал я, – но, чтобы он не был погребен в могиле вместе с умершим, следует рассказать о нем и сделать особенно памятным этот случай, имеющий такую видимость истинного; и я не был бы убежден в его достоверности, если бы не слышал об этом из уст такого благородного кабальеро, как сам маркиз, и его брата, сеньора дона Энрике де Гусман, маркиза де Повар, камергера могущественнейшего короля Испании дона Филиппа Третьего,[257] во дворец которого никогда не проникали ни лесть, ни ложь. Случай этот произошел следующим образом.
Когда маркиз, по приказанию своего короля, находился в заключении в Сан-Мартин, в мадридском монастыре ордена Сан-Бенито,[258] его посещали там друзья его, знатные кабальеро, которые часто или всегда оставались с ним на ночь, в особенности его брат сеньор дон Энрике, маркиз де Повар, и сеньор дон Филипп де Кордова, сын сеньора дона Диего де Кордова, старшего конюшего Филиппа Второго; и в одну из ночей у маркиза и дона Филиппа явилось желание пойти на прогулку. Они отправились в квартал Лавапьес,[259] и, поговорив под окном, маркиз сказал:
