— Продолжайте танцевать и веселиться. Пусть император отдыхает спокойно.
Но подданные не хотели больше танцевать. Разбившись на группы, они возбужденно обсуждали события сегодняшнего вечера.
Дайвим Твар повернулся к Каймориль.
— Эльрик не хочет думать об опасности, принцесса. Тщеславие Йиркана может погубить всех нас.
— Включая Йиркана. — Каймориль вздохнула.
— Да, включая Йиркана. Но как можно избежать этой опасности, если Эльрик отказывается отдать приказ об аресте твоего брата?
— Император считает, что такие, как Йиркан, могут говорить все, что угодно, безнаказанно. Я с трудом его понимаю, но Эльрик как-то сказал мне, что, убив Йиркана, он изменит своим принципам.
Дайвим Твар пожал плечами, нахмурился. Он тоже не понимал Эльрика и часто с ужасом ловил себя на мысли о том, что невольно симпатизирует Йиркану. По крайней мере принц не скрывал ни своих взглядов, ни своих намерений. Дайвим Твар слишком хорошо знал Эльрика и не допускал, что альбинос боится Йиркана или не трогает его по недомыслию. Парадокс заключался в том, что Эльрик чувствовал свою силу, мог уничтожить Йиркана в любую минуту, а тот все время испытывал могущество своего двоюродного брата, инстинктивно понимая, что как только император прикажет с ним расправиться, тогда он, Йиркан, победит. Ситуация была сложной, и Дайвиму Твару совсем не хотелось в нее впутываться. Впрочем, он был предан императорской династии Мельнибонэ, а о его преданности Эльрику ходили легенды. Не раз Хранителю Драконьих Пещер приходила в голову мысль отдать приказ тайно умертвить Йиркана, но принц был могущественным колдуном, и такая попытка наверняка не увенчалась бы успехом.
— Принцесса Каймориль, — сказал Дайвим Твар, — мне остается надеяться, что твой брат когда-нибудь захлебнется собственной злобой и скончается не сходя с места.
— Я тоже на это надеюсь, Повелитель Драконов.
Они вместе вышли из зала.
Ранняя заря окрасила высокие башни Имрирра, сверкавшие всеми цветами радуги. Розовые, желтые, фиолетовые, зеленые, пурпурные, оранжевые, золотые, голубые, белые башни переливались и сияли в солнечном свете. Двое всадников выехали из Города Мечты, поскакали по зеленому полю к сосновому бору, только что начавшему просыпаться. Докали белки, лисы прятались в норы, пели птицы, цветы раскрывали лепестки, наполняя воздух тончайшими ароматами. Лениво жужжали насекомые. Контраст между городом и природой был так же велик, как противоречия в душе одного из всадников, который соскочил с коня и пошел по лужайке, утопая по колени в высоких голубых цветах. Другой всадник, вернее, всадница, остановила коня, но не спешилась. Наклонившись в высоком мельнибонийском седле, она улыбнулась своему спутнику.
