— Ох, черт возьми,— закричал потерявший терпение Томпсон,— не можем же мы оставаться здесь до вечера! Если один осел не справляется, пусть дадут нам двух!
Услышав это заявление, переведенное Робером, погонщик стукнул себя по лбу и быстро куда-то умчался. Немного спустя он вернулся в сопровождении трех спутников и четырех ослов. Каждая пара ослов была связана между собой оригинальным приспособлением из двух крепких шестов. Между шестами пристроилось сплетенное из ремней кресло. Под аплодисменты путешественников Пипербума посадили в этот гамак, и караван продолжил путь.
Робер по просьбе Томпсона спросил о назначении другой, запряженной таким же образом пары ослов. Погонщик измерил взглядом массивное тело Пипербума.
— Для смены,— сказал он.
Хотя эта операция прошла довольно быстро, все же было уже девять часов, когда колонна снова тронулась в путь. Томпсон попросил головного погонщика двигаться как можно быстрее. Нужно наверстывать время, чтобы, как задумано, проделать до ночи туда и обратно путь в восемнадцать километров, отделяющий Кальдейру от Орты. Но погонщик отрицательно покачал головой, выражая тем самым сомнение в возможности ослов идти с большей скоростью. Робер успокоил нетерпеливого Томпсона, объяснив, что погонять азорских ослов — бесполезное дело. Это медлительные животные. Но надежность и твердость их шага еще предстоит оценить на трудных дорогах.
— Но, по крайней мере, сейчас дорога хорошая,— проворчал Томпсон.
Дорога и в самом деле была пока нетрудной, хотя и узкой. Миновав на окраине Орта апельсиновые плантации, колонна оказалась в широкой долине, где простирались поля, там и здесь пересекаемые буковыми рощами. Копыта ослов твердо ступали по ровному склону. Но по мере того, как туристы все больше удалялись от моря, местность менялась. Буки сменились густо растущими соснами, затем постепенно кончилась всякая растительность, и дорога, превратившись в тропинку, стала петлять.
Здесь-то ослы и показали, на что они способны. Управляемые погонщиками, которые понукали их голосом и палками, умные животные в течение полутора часов поднимались по крутым тропам сыпучей и каменистой земли, не сделав ни одного неверного шага.
Пипербум на этом подъеме не раз попадал в критическое положение. При внезапных поворотах его гамак часто оказывался висящим за пределами тропы. Но он оставался внешне спокоен, и, если даже и испытывал какой-то страх внутри, трубка его продолжала попыхивать все так же невозмутимо.
