Медленно, стирая свои усы, я пошел домой, то и дело останавливаясь и заглядывая в окна соседей. Счастливые семьи. Пылающие камины. Дети, одетые пиратами и ведьмами, сортирующие и подсчитывающие свои конфеты. Я готов был поспорить: никто из этих детей и знать не знает, что такое эмбарго.
Маме удалось получить более высокооплачиваемую работу секретаршей в больнице Норт-Шор, и ее зарплаты теперь хватало на то, чтобы снять двухкомнатную квартирку в Грейт-Нек в нескольких милях от дома дедушки. Она заверила меня, что я по-прежнему буду ходить в пятый класс школы Шелтер-Рок, а после уроков автобус будет привозить меня к дедушке, но каждый вечер, по окончании ее рабочего дня, мы с мамой будем возвращаться в нашу новую квартиру… домой. Она не запнулась на этом слове — просто выделила его.
Мама полюбила ту квартирку в Грейт-Нек еще больше, чем наше предыдущее жилье. Она была влюблена в паркетные полы, в гостиную с высокими потолками, в улицу под сенью деревьев, — она дорожила каждой мелочью. Мама обставила квартиру так хорошо, как только могла, — списанной мебелью, которую собирались выбросить из недавно отремонтированного приемного покоя больницы. Когда мы садились на эти жесткие пластмассовые стулья, лица у нас были такие же натянутые, как и у тех, кто сидел на них до нас. Мы тоже напряженно ждали плохих новостей, но в нашем случае это был бы незапланированный ремонт машины или неожиданное повышение квартплаты. Я переживал, что если нам придется отказаться от квартиры в Грейт-Нек и вернуться к дедушке, маминому разочарованию не будет границ. На этот раз оно просто убьет ее.
Моя тревога стала перерастать в хроническую, в то время как мать по-прежнему отгоняла беспокойство песнями или положительными установками («Все будет хорошо, мой мальчик!»). В какой-то момент я даже поверил в то, что она ничего не боится, пока не услышал крик из кухни и, прибежав туда, не обнаружил ее стоящей на стуле и указывающей на паука. Когда я убил паука и понес его по коридору, чтобы выкинуть в мусоропровод, я напомнил себе, что мама не такая уж смелая и что мужчина в доме я, и это удвоило мое беспокойство.
Приблизительно раз в год мать забывала весь свой притворный оптимизм, закрывала лицо руками и рыдала. Я обнимал ее и пытался подбодрить, повторяя ее же собственные положительные установки. Сам я в них не верил, но матери они, похоже, помогали. «Все абсолютно верно, Джей Ар, — говорила она, хлюпая носом, — завтра будет новый день». Однако вскоре после того, как мы переехали в Грейт-Нек, ее рыдания стали необычно горькими, и тогда я перешел к плану Б. Я прочитал монолог, который слышал в исполнении актера в «Шоу Мерва Гриффина». Я записал его на бумажке и заложил в школьный учебник как раз для такого случая.
