Я хочу выйти замуж в этой библиотеке. И если бы она не была настолько похожа на христианскую церковь (как всё в Йеле), моя мать, возможно, позволила бы мне это сделать.
Я устраиваюсь в главном читальном зале, и как только касаюсь сиденья, мои мысли разбегаются в разные стороны. Вот вам и мотивация.
Ладно, начну заниматься через десять минут. Ровно в четыре тридцать. Клянусь. Только сначала выпью содовой. И проверю почту. А может, прочту несколько заголовков из «Нью-Йорк таймс». Пробегусь по eluxury.com, а затем приступлю к занятиям. Да. План кажется неплохим.
И почему в тот момент, когда я захожу в библиотеку, у меня случается необъяснимый приступ почтовой лихорадки?
Сейчас уже четыре пятьдесят, а я еще и не начинала. Зато купила в Сети свитер. Так что время не совсем потеряно. Я захожу на сайт «Йель дейли ньюс», чтобы просмотреть колонку этой недели (и, разумеется, проверить, не написал ли чего-нибудь Максвелл). Ну конечно, от YaleMale05 есть сообщение.
Ничего хорошего ждать не приходится. Но мое любопытство берет верх, и я вынужденно проверяю положение дел.
Хлоя, Хлоя, Хлоя! Что ты наделала на этой неделе? С твоей «эрекцией во время танца» на танцы тебе теперь вход воспрещен. Поэтому почему бы тебе не пригласить меня туда, чтобы я показал тебе, как это бывает?
Ну и наглец же этот Максвелл! Вещи иногда не таковы, какими кажутся. Вся эта неопределенность, двусмысленность в отношениях, сексуальных и несексуальных, заставляет меня задуматься. Почему люди не думают того, что говорят, и не говорят того, что думают? Я же так делаю. Правда?
«Йель дейли ньюс»
Секс в большом городе Вязов
Хлоя Каррингтон
Двусмысленность может подвести вас, а может и помочь
Когда я была первокурсницей, этажом выше жили ребята со старших курсов. Тогда они казались мне самим совершенством. Они были вполне красивы, умны и милы, и мои соседки их просто обожали. Почти сразу мое внимание привлек один из них.
Он был очаровательный увалень, и мы прекрасно поладили. Я часто поднималась в его комнату, чтобы позаниматься, или просто посидеть с ним, или посмотреть кино, потому что его видеотека далеко превосходила видеотеки всех моих знакомых.
Его звали Джим. Он был родом из Арканзаса и любил жевать табак. Ничего подобного я никогда раньше не видела. Он засовывал в рот огромный кусок и трудился челюстями, пока они не начинали болеть. Затем сплевывал жижу в горшок, стоявший в другом конце комнаты, пока за щекой у него ничего не оставалось. Эта его привычка и завораживала меня, и возбуждала отвращение. Жевание казалось сексуальным и мужественным, но в то же время вызывало тошноту — в основном из-за жижи, заполнявшей все емкости в комнате, и коричневых крошек в уголках рта Джима.
